забирали у подъездов раненых.
От вчерашнего предпраздничного зимнего великолепия ничего не осталось: за ночь сильно потеплело, сугробы потемнели и оплыли, как раскисающие в блюдечке с чаем куски сахара. Под ногами чавкала грязная жижа, по которой не удалось бы пройти и ста шагов, безнадежно не измазав ботинки и не забрызгав брюки. Воздух был непривычно теплый и сырой.
Сколько хватило сил, я бежал, потом, сорвав дыхание, шел и, наконец, изможденно брел - мимо разрушенных строений, кишащих, как муравьиные кучи, мимо плачущих женщин и рьщающих детей, мимо искореженных в авариях машин, и растущих палаточных городков, и рядов страшных черных полиэтиленовых мешков, и взрослых мужчин, разговаривающих с этими мешками, как со своими живыми дочерьми, отцами, женами…
Москву было не узнать: одной чудовищной пощечиной с нее снесло весь лоск, все ее праздное сытое благодушие; горожане, обычно глядящие вокруг себя с чувством уверенности и превосходства, сейчас озирались по сторонам беспомощно и затравленно. Новогодние гирлянды и растяжки болтались, порванные в лоскуты, и тяжелый, пахнущий разложением ветер зло трепал их, макал в коричневые лужи и снова вздергивал вверх. Прелюдия была сыграна.
Дурак, ничтожество! Покорно уступить дневник этому неверующему циничному подлецу, так задешево продать душу правоохранительным органам, в очередной раз спрятав голову в песок! Поддаться на шаблонные следственные приемы и дежурные слова сочувствия… Что я скажу, придя в бюро с пустыми руками, без перевода главы, без оригинала, взмыленный и жалкий, раскаявшийся Иуда?
Однако больше всего я боялся, что Набатчиков опередит меня, и, пока я достигну особняка, в котором находилось «Акаб Цин», он будет уже оцеплен милицией. Но у той сегодня, очевидно, хватало забот и без сектантов-переводчиков; никаких следов готовящейся спецоперации я не заметил. Бойко хлопала входная дверь, в здание и из здания сновали люди: бурлящая в его помещениях деловая активность от катаклизма не остыла ни на градус.
Проскользнув мимо отвлекшегося охранника, я забился в лифт и нажал кнопку с цифрой «пять». Двери не шелохнулись, и лифт остался на месте, хотя освещение работало. Проверяя его на неисправность, я ткнул другую кнопку и через несколько секунд стоял на третьем этаже, где размещалась какая-то финансово-аналитическая компания. Однако и оттуда уехать на пятый я не смог: треклятый лифт отказывался реагировать. Снова спустившись на первый, я безуспешно попытался найти пожарную лестницу, после чего был вынужден все же пойти и сдаться на милость охраннику. Этого я тут прежде не видел, впрочем, униформа у него была привычная.
- У вас что-то с лифтом, - надеясь огорошить его, с ходу заявил я.
- Что такое? Вы, вообще, куда? - он распушил усы и поднялся в полный рост.
- В бюро переводов «Акаб Цин», на пятый этаж. А у вас в лифте кнопка не работает, и он на пятый не едет.
- Вы издеваетесь, что ли? - нахмурился он. - Какое еще бюро переводов? У нас тут сплошные банкиры. Нет тут никакого бюро и не было на моей памяти. А я здесь уже два года сижу.
- Нет, это вы издеваетесь! - я распетушился. - Как же нет, когда я только пару дней назад в нем был, заказ приносил? Говорю вам, на пятом они сидят!
- Какой еще пятый?! Вы на улицу выйдите, товарищ, и посмотрите - в здании всего четыре этажа! А кнопка эта никогда не работала, она просто так там вделана, потому что других панелей управления не нашлось. Всего доброго! - и он подпихнул меня к выходу своим внушительным животом.
Этажей действительно было четыре. Как же я раньше не обращал на это внимания?
Я пересчитал их не меньше десяти раз, обошел особняк кругом и, на всякий случай, еще раз пересчитал. Строение, несомненно, было то самое, только вот надписи «Бюро переводов «Акаб Цин» я нигде не обнаружил. Отдавая себе полный отчет в том , как глупо должен смотреться со стороны, я даже потер каждую из латунных табличек рукавом - вдруг это поспешная маскировка или обман зрения? Зря позорился: ни одна из них не поддалась; более того, все они были слегка поцарапаны, чуть потускнели и совершенно очевидно висели на этом месте уже не первый месяц.
Раздосадованно плюнув, я отступил назад и натолкнулся на невысокого худенького старика в номенклатурной шапке-пирожке, стоявшего у меня за спиной. Подслеповато щурясь сквозь очки в роговой оправе, он так же, как и я, озадаченно разглядывал таблички с названиями фирм.
- Не подскажете, бюро переводов не тут располагается? - осведомился он.
- Два дня назад еще было тут… Кажется… - неуверенно отозвался я.
- Ах, вот как. Ну да, конечно… Что ж, придется мне тогда как-нибудь иначе… - задумчиво протянул он. - Благодарю вас, вы мне очень помогли, - и ревматической пингвиньей походкой старичок заковылял прочь.
Он, наверное, очень спешил, потому и не заметил, как из его кармана выпорхнул и спланировал в грязь клочок бумаги.
- Постойте! Вы обронили! - но пока я подбежал к тому месту, где у него выпала бумажка, тугоухий старик уже успел скрыться за поворотом.
Отряхнув слякоть, я развернул ее. Это был написанный перьевой ручкой, расплывающийся адрес, медленно превращающиеся в две кляксы название улицы и номер дома.
«Ул. Ицамны, 23»
Е1 Fin del Mundo
Совпадение? Не может быть!
Имя Ицамны было знакомо мне лучше, чем имя любого другого индейского божества. Старший из богов, венец майянского пантеона, изобретатель письменности, покровитель ученых и астрологов, супруг светлой Иш Чель…
Мысли У меня в голове замелькали с головокружительной быстротой. Я словно несся в тележке аттракциона «Мертвая петля», пролетая мимо обрывков образов, недодуманных и невысказанных предположений, силясь удержаться в ней, когда рельсы умозаключений закладывали особенно крутой вираж…
Старик искал то же, что и я - бюро переводов, которого, по утверждению охранника, нет и никогда не было, хотя я лично неоднократно заходил в него. Неважно, парит ли «Акаб Цин» где-то в тонком эфире, раз в столетие открывая врата в наш мир, или же просто размещается в подвале, но глубоко законспирировалось в преддверие милицейского бала-маскарада.
Значение имеет только одно: для двоих это бюро точно должно существовать. Для того,
