– А вдруг поезд тронется? – забеспокоилась Веснушкина. – Как мы его догоним?
– Я больше боюсь, как бы самому окончательно умом не тронуться, а не от поезда отстать, – проворчал прапорщик и, не дожидаясь ответа на свое предложение, зашагал к переезду.
В нашем краю все железнодорожные переезды давно функционировали в автоматическом режиме, поэтому будка дежурного, отстроенная здесь при старых порядках, пустовала. Но, несмотря на заделанные железными ставнями окна, будка не выглядела заброшенной. Похоже, сегодня ею в качестве теплушки пользовались ремонтники-путейцы. Они-то, видать, и соорудили неподалеку, под сенью кленов, маленькую курилку: столик и четыре лавочки вокруг. По их затертым до блеска поверхностям можно было определить, что хозяева обожали это местечко и частенько поигрывали здесь на обедах и перекурах в карты и домино. Труженики стальных магистралей явно не подозревали, что однажды наступит время, когда в их любимой курилке будет решаться судьба целой Вселенной…
Надумай я и впрямь рассказать товарищам обо всем, что пережил в ипостаси Колоссального Взрыва, на это ушло бы, пожалуй, не одно тысячелетие. Поэтому пришлось ограничиться лишь кратким описанием своих похождений. Сначала я поведал о тех, что мы совершили на пару с адаптером, а затем – хронику моего одиночного плавания в Источнике, которая, по идее, и должна была растянуться на бесконечно долгий срок. Но я потратил на вторую часть моего рассказа практически столько же времени, сколько на первую.
В данный момент нас интересовал сам факт моего перерождения, а также его вероятные причины и последствия – в общем, все то, о чем можно было только догадываться. А подробности моего путешествия по Вселенной являлись обычными путевыми заметками и обладали далеко не первостепенной ценностью. Я в деталях помнил все метаморфозы, произведенные Колоссальным Взрывом с материей, но понятия не имел, как ему это удавалось и какой терминологией следует пользоваться при описании его действий.
Я ощущал себя первоклассником, которого заставили дотошно переписать от руки учебник по квантовой теории и который чудесным образом до последней строчки запомнил всю эту мудреную галиматью. Пойдет ли этот багаж знаний на пользу ребенку, даже отыщись для него преподаватель, способный растолковать суть и законы не соответствующей возрасту науки? Весьма и весьма сомнительно. Скорее всего, ребенок заработает если не преждевременный заворот мозгов, то пожизненное отвращение ко всем без исключения точным наукам.
Вот и я держал в голове все тайны Вселенной, что на поверку оказалась отнюдь не бесконечной, и мог при должном старании объяснить «на пальцах» технологию некоторых миротворческих (в буквальном понимании этого слова) процессов. Только какую пользу дала бы нам эта информация, понять смысл которой никто из нас, в том числе и я – ее носитель, был не в состоянии?
– Это что же получается, – нервно заерзал прапорщик, когда я закончил свое не слишком продолжительное, но весьма впечатляющее повествование. – Выходит, ты, браток, и есть теперь новый Держатель?
– Нехило! – поддакнул ему Тумаков, глядя на меня выпученными глазами, словно не одно мое предплечье, а весь я был покрыт золотом с головы до пят. – Вы это… Глеб Матвеевич… если я вас когда-то чем-то обидел, простите – это не нарочно. Просто иногда я на язык несдержан, несу всякий бред и все такое…
– Что с тобой, Паша? – громким шепотом поинтересовалась у друга обеспокоенная Леночка.
– Как – что? – шикнул на нее Свинг. – Да если теперь Глеб Матвеевич на кого-то из нас зло затаит, можно сразу гроб с музыкой заказывать. Разве не помнишь, что способны сделать Держатели со своими обидчиками?
– Не мели ерунды! – отмахнулся я, хотя, похоже, студент и впрямь был не на шутку напуган открытой ему истиной. – Тоже мне, нашли Держателя! Вон Пуп несколько тысяч Вселенных по крупицам собрал, а я не могу объяснить, что с одним миром творится. В голове чего только нет, а проку мне от этого как с рыбы – шерсти.
– Не скажи, браток, не скажи… – возразил Хриплый. – Всему свое время. Вот, допустим, попал ты на необитаемый остров и случайно нашел там заброшенный аэродром. А на нем – исправный самолет и бочка горючего. Ты, конечно, в пилотировании ни в зуб ногой, однако очень хочешь свалить с этого поганого острова. Тем более теоретически можешь допетрить, какой рычаг у самолета за что отвечает. Самоучителя под рукой нет, рация сломана, инструктора и подавно не сыскать. И каковы будут твои действия?
– Начну строить плот, а горючее пущу на сигнальные костры, – недолго думая ответил я. – На кой мне самолет без учебника и инструктора? Разобьюсь, к чертовой матери, еще при взлете.
– Видать, не слишком рисковый ты парень, браток, – заметил прапорщик.
– Не рисковый, пока жареный петух в задницу не клюет, – согласился я.
– А если клюнет? – не унимался Охрипыч. – Если вдруг на твоем острове не окажется ни деревьев, ни пресной воды, ни пищи? Один песок, аэродром и самолет?
– Хм… – Я поскреб щеку. Отросшая за время нашего путешествия по Ядру щетина исчезла. Лицо у меня было гладко выбрито не далее как час назад – незадолго до появления в моем купе безликого горбуна. – Тогда, конечно, придется рискнуть… Взлететь, пожалуй, как-нибудь сумею, но вот посадка… А парашют ты мне дашь?
– Нет, – отрезал жестокосердный прапорщик, загоняя меня в максимально экстремальные условия. Так и подмывало спросить его, как в том анекдоте: эй, Охрипыч, а я вообще тебе друг или кто?
– Что ж, – обреченно вздохнул я, – раз все так хреново, значит, придется летать вдоль берега и искать место для посадки. А потом молиться, чтобы она благополучно завершилась.
– Вот видишь! – Прапорщик хлопнул ладонью по столу. – Ведь можешь пойти на риск, когда нужда подопрет! Так почему не хочешь поиграть с теми рычагами, какие сейчас в твоей голове находятся? Неужто это… – Хриплый обвел рукой застывший без движения мир, –
