аккуратно, не вставая, выкатываюсь из-за укрытия, будучи готовым стрелять при первом же подозрительном шевелении…
…И замечаю распластанное на полу у входа в апартаменты тело! Это не Вектор, поскольку он по-прежнему лежит возле фонтана, не сдвинувшись с места ни на метр. А стало быть, я смотрю на нашего противника, так как сейчас в «Ласточке» никого другого нет и быть не может.
Как интересно! Это что, грубая уловка в стиле «охотящаяся на ворон лисица прикидывается мертвой»? Крайне сомнительно. Я и так уже напуган до икоты, поэтому мне ничего не стоит сначала расстрелять притворщика издали и только затем подходить к нему. Слишком неудачный трюк выбрал Мангуст, способный обвести меня вокруг пальца с помощью множества других, куда менее рискованных фокусов. Да и выпавший у него из руки револьвер валяется далековато от тела. По крайней мере, быстро дотянуться до него у Хомякова вряд ли получится.
Пожалуй, стоит дерзнуть проверить, что случилось с нашим неуловимым противником. В конце концов, хоть пойди я к нему, хоть продолжай отсиживаться в обороне, все равно он так или иначе до меня доберется.
Удерживая на прицеле не Мангуста, а его револьвер, к которому он мог внезапно телепортироваться, я осторожными, неторопливыми шагами направился опять-таки не к противнику, а к его оружию. И в итоге добрался до него без приключений. После чего подобрал антикварную пушку, поместил ее в контактный зажим у себя на доспехах и, ощутив новый прилив уверенности, двинул уже непосредственно к Мангусту. Само собой, ни на миг не сводя с него ствол «Шторма».
Хомяков лежал навзничь, раскинув руки и не шевелясь. Его единственное веко было закрыто, и на мое приближение «притворщик» не отреагировал, лишний раз подтвердив, что мои подозрения ошибочны. Осталось лишь уточнить, мертв он или нет, поскольку определить это на глаз было трудно.
Однако, прежде чем вынести Мангусту окончательный диагноз, я заметил нечто весьма любопытное. Такое, что даже в первый момент не сообразил, на что же я гляжу. Зато, когда сообразил, вмиг нашел ответ на вопрос, какая напасть превратила нашего врага из невероятного живчика в неподвижное тело.
Мои пули! Не все, поскольку большинство их осталось в стене ванной, а только первые семь, которые все-таки настигли Хомякова до того, как он телепортировался. Но удивительно было не это, а то, каким образом они в него вошли! Ничего подобного я в своей жизни отродясь не встречал, могу поклясться! Первая пуля угодила Мангусту в печень, но, успев углубиться в тело лишь на свою длину, остановилась. И теперь ее тыльная сторона напоминала шляпку гвоздя, вбитого в плоть и там оставленного. Со второй пулей случилось то же самое, только она попала в правую часть груди и выступала наружу на пару миллиметров выше. Третья торчала рядом с ключичной костью, войдя под кожу примерно на две трети. Четвертая, пятая, шестая и седьмая находились соответственно чуть правее гортани, в нижней губе, под левым глазом и неподалеку от левого виска. Последняя из них задела череп по касательной и сидела в коже, словно заноза. Прочие, скажем так, проколовшие лицо и шею пули, вероятно, достали до трахеи, десны и скулы, но вряд ли нанесли им серьезный вред. По крайней мере, я не заметил в местах их попаданий каких-либо подкожных повреждений и сильного кровотечения.
Мангуст был жив, но находился в полной отключке, поскольку наверняка ощутил за миг до перемещения удар угодившей в него автоматной очереди. А вот для объяснения последующего феномена моих познаний в физике уже недоставало. Что стало с кинетической энергией летящих пуль, которая воздействовала на них и на человека в момент телепортации? Была ли эта энергия полностью поглощена аномальной силой, что вынесла Хомякова из-под огня, или перенаправлена куда-то в иное место? Понятия не имею. Но факт оставался фактом: пули, которые при обычных условиях прошили бы жертву насквозь, все до единой остановились, едва успев воткнуться в плоть. И если не считать этих неглубоких проникающих ранений – сущих царапин для Мангуста, – единственное повреждение, какое я ему нанес, было оглушающим ударом от первых двух или трех пуль, вошедших в тело глубже остальных.
В отличие от погибшего в Зимовище Барклая, чье везение было лишь инсценировкой, Мангусту сегодня удача благоволила по-настоящему. Случайно не добив его в ванной, сейчас я уже не мог его умертвить. Не имел такого права. Какую бы ненависть ни испытывал этот человек ко мне и Ведомству, он был нам нужен. А стало быть, время умирать для него еще не пришло.
Поставив энергошокер на малую мощность, я влепил поверженному противнику для острастки парализующий заряд, дабы Хомяков, очнувшись, не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. После чего ему останется либо отлеживаться здесь, либо телепортироваться на «Альтитуду», но в ближайший час, пока у него не пройдет паралич, он мне не помеха. А за час я успею слинять так далеко отсюда, что Мангуст гарантированно собьется с моего следа.
Я-то успею, а вот Вектор – нет…
Когда я подошел к нему, он был уже мертв и глядел в потолок мутными, остекленевшими глазами. Издалека и вовсе казалось, что он не умер, а всего лишь погружен в глубокие раздумья, как будто решая в уме заковыристую математическую задачку. И лишь растекшаяся под «мизантропом» лужа крови говорила о том, что это впечатление обманчиво.
Крови было много. Мангуст стрелял навскидку, но попал очень удачно. Одна из пуль угодила Вектору в ногу и, по всем признакам, перебила бедренную артерию. Вторая разорвала левую сторону шеи и тоже задела артерию, только сонную. Оперативник скончался всего за пару минут от сильной кровопотери, которую не остановили бы никакие, даже самые продвинутые импланты.
Впрочем, это был не самый худший в нашей ситуации конец. Когда таким ветеранам, с огромным послужным списком заслуг перед родиной, приходится умирать долго и в муках, это, на мой взгляд, несправедливо. Я глядел на мертвого Вектора так же, как когда-то смотрел на умирающего Астата, и уже ничем не мог ему помочь. Все, что мне оставалось, – это лишь сожалеть о том, что лучшему сотруднику спецотдела «Мизантроп» и человеку, ставшему легендой Ведомства, не посчастливилось дожить до отставки и что погиб он именно под моим командованием. Погиб, но успел с блеском решить финальное и, пожалуй, самое неординарное тактическое уравнение в своей жизни.
Очередная, не первая и не последняя, смерть на боевом посту, о которой даже в Ведомстве будут знать немногие, а за его пределами она подавно останется безвестной…
Хоронить героя у меня не было ни времени, ни возможности, так что пришлось подвергнуть его ускоренной полевой кремации. Которая являлась, увы, не отданием посмертных почестей, а банальной служебной необходимостью. Мертвый оперативник Ведомства – это ведь не обычный покойник, а прежде всего компрометирующая улика, от какой желательно избавиться. И чем скорее, тем лучше. Поэтому я, закрыв Вектору глаза, утащил его в холл, где и обратил труп в пепел при помощи плазменной гранаты. Безо всяких прощальных речей и церемоний, в коих павшие солдаты невидимого фронта отродясь не нуждались. Для таких, как мы, лишь тихая, незаметная смерть считается высшей боевой доблестью. Только унося в могилу все свои тайны, включая тайну собственной личности, шпион остается до конца верен своим профессиональным принципам, главным из которых является строжайшая секретность. Та, что непроглядным туманом окутывает наши жизни и не позволяет нам занять свое законное место в истории государства, какому мы незримо служим на протяжении долгих лет…
Прежде чем выжечь оборудование электромагнитными минами и покинуть мини-форт, мне
