– Твой отец научил меня, как попасть в библиотеку. Я должен был доставить сюда для него кое-какую информацию, – объяснил я, не вдаваясь в детали. – Но мне так и не довелось побывать здесь, поэтому на роль гида я не сгожусь... Пойдем, что ли? Чего у порога околачиваться?
Кассандра не возражала, и мы с ней направились в глубь здания, на свет. Нам было неведомо, каких сюрпризов следовало ждать или опасаться в этих стенах. Шагая по коридору, мы с девушкой напоминали двух глупых рыбешек, плывущих на фосфоресцирующую приманку прямо в пасть хищной рыбе-удильщику. Но сидеть у ворот в надежде, что рано или поздно Мстители отступятся, было не резон. Еще как минимум несколько часов скитальцы прождут у моря погоды: снаружи отчетливо слышались призывы поджечь ворота и чьи-то оправдания насчет полностью истраченных в схватке с Тенебросо бутылок с зажигательной смесью. Я не сомневался, что Мстители рано или поздно попытают счастья в игре с огнем, только слабо верилось, что им повезет. Создатели библиотеки должны были предусмотреть и такой вариант незаконного вторжения на их секретный объект.
Мне приходилось опираться на стену – простреленная нога отекла и совсем перестала сгибаться. Кассандра подставила мне плечо, но я отказался от помощи: такой изматывающий марафон выдержал, неужели теперь полсотни шагов не проковыляю? Хорошо было бы для полного счастья найти кровать и завалиться на нее, только откуда в библиотеке взяться кроватям? И простое кресло вполне подошло бы.
Стены полутемного сводчатого коридора были увешаны плакатами с надписями на непонятном мне языке.
– Carthagenem esse delendam, – задержавшись на мгновение, прочла Кассандра один из плакатов, после чего заметила: – Какой дальновидный человек начертал здесь это пророчество.
– Что оно означает? – спросил я, друживший только с английским и немецким языками. С испанским, на котором, похоже, было написано изречение, я водил лишь поверхностное знакомство.
– Это латынь: «Карфаген должен быть разрушен», – перевела прорицательница, но комментировать не стала, опять печально вздохнула и побрела дальше, оставив меня гадать о причинах своего многозначительного вздоха. Кажется, она соглашалась с автором изречения, которое могло в полной мере служить приговором обратившемуся в хаос симулайфу. Интересно, знай Анабель, чем грозит мне такой приговор, изменила бы она свою точку зрения?
Коридор закончился, и мы вышли в главный библиотечный зал, оказавшийся гораздо просторнее, чем это представлялось у входа. Об истинных масштабах помещения можно было лишь догадываться. Дюжина горящих свечей, расставленных в канделябрах вокруг массивного письменного стола и на нем, освещала только малую часть зала. Сам стол располагался неподалеку от входа, поэтому тусклый свет и пробивался в коридор. На столе в беспорядке лежали толстые книги, половина из которых была рассортирована в неровные стопки, а другая половина раскрыта. Канцелярские принадлежности отсутствовали – тот, кто находился в библиотеке, видимо, перелистывал многотомные труды от нечего делать либо обладал отменной памятью и обходился без конспектирования. Но как бы то ни было, человек, работавший за письменным столом, отлучился совсем недавно и в спешке: крайняя стопка книг накренилась, и задетая ею покосившаяся свеча оставила на обложке верхнего фолианта лишь несколько капель расплавленного воска. Случись это хотя бы несколькими минутами раньше, вместо капель на книге уже красовался бы небольшой восковый сталагмит.
Завидев непорядок, Кассандра немедленно кинулась спасать источники знаний, взявшись перекладывать стопку по-новому и поправлять свечу в канделябре. Я же обошел стол и со старческим кряхтением опустился в кресло. Мгновенно навалившаяся на меня усталость будто только и ждала, когда я расслаблюсь. Размытые огоньки свечей поплыли перед глазами, а незримая и непреодолимая сила поволокла мое сознание в сонную пропасть. Сразу же пропало всякое желание заниматься поисками человека, чье кресло я нахально оккупировал. Сбежал, и черт с ним. Надо будет, сам объявится.
Еще несколько секунд, и я бы полностью отключился, но Кассандра не позволила мне отрешиться от действительности.
– Эй! – окликнула она меня, уже стоящего одной ногой в глубоком забытье. Я с неохотой разлепил веки. – Сильно тебя задело?
– Пустяки, – пробормотал я, потерев больное бедро. – Все равно ведь не по-настоящему. Пара дней покоя, и заживет. Но меня больше беспокоит не то, что болит, а то, что почему-то так и не заболело... – Я коснулся собственного предплечья. – Ты не выполнила мою просьбу?
– О чем ты?
– О маленькой услуге коматознику. Я просил, чтобы ты ущипнула меня, когда... если сумеешь отыскать в Лондоне клинику, где меня держат. Надо полагать, ты ее не нашла.
– Да, не нашла, – проговорила Кассандра упавшим голосом и опустила глаза. Добавлять что-либо еще она не захотела, и это выглядело странно. Эти непонятные виноватые взгляды, тяжкие вздохи, многозначительные замечания... А теперь еще нежелание распространяться на тему, которая поначалу заинтриговала Анабель, а ныне угнетала ее. Мисс Мэддок не владела искусством лицемерия и не умела хорошо маскировать свои чувства.
Отношение Кассандры ко мне после ее возвращения в симулайф очень походило на отношение Тенебросо. На первый взгляд ничего общего, но если учитывать, что первая была молоденькой девушкой, а второй – тертым аферистом, от которого отвернулась фортуна, суть отношений этих людей к Проповеднику Белкину являлась одинаковой. Оба они сочувствовали мне. Каждый по-своему, но усомниться в их искренности я не мог.
Значит, Анабель все-таки что-то обо мне выведала, и это «что-то», я был практически убежден, имело прямую связь с мрачными пророчествами Бета-креатора Васкеса. Иначе с чего вдруг Кассандре впадать в траурное настроение перед переселением в новый, более совершенный виртуальный мир? Разве только она, как и я, знала о предстоящем для нас скором расставании?
– И даже мало-мальских улик не обнаружила? – переспросил я, уже не надеясь на
