– Не прагматик… – повторил я и закашлялся, так как давно отвык от пыльной атмосферы боевых полигонов.
Расстегнув крепления, я избавился от неподъемной обузы, в которую обратился «форсбоди», и оставил на себе только шлем. Затем подобрал трофейную ракетницу – тяжелая, зараза, когда берешь ее голыми руками! – и, с трудом переставляя отбитые ноги, поплелся к поверженному врагу. Резкая боль отдавала в спину – похоже, я здорово потянул поясницу после всех этих кувырканий. Мне приходилось идти на риск: если Ахиллес всего лишь прикидывается бессознательным, он разорвет меня, не защищенного доспехами, как ломоть хлеба. Поэтому я и тащил с собой ракетницу: задумай Блондин напасть исподтишка, узнает на собственной шкуре, что такое получить по ногам реактивным снарядом.
То, что враг все-таки не притворяется, я определил уже издали. Под глубокой вмятиной на нагрудных щитках у Ахиллеса находилось как минимум три-четыре сломанных ребра. Когда я подошел ближе, то убедился, что те, похоже, вдобавок пробили легкое – дыхание Блондина срывалось на кашель, а брызгавшая изо рта слюна была перемешана с кровью. Он уже был не боец, это однозначно.
Топор, лишившийся топорища, вмял вражеские доспехи и даже удосужился пробить их. Но не навылет – в этом случае Ахиллес был бы давно мертв, – а лишь настолько, чтобы самому застрять в пробое. Я с трудом узнавал в этом деформированном куске металла прежнего куриного палача, только что избавившего меня от унизительного сворачивания шеи. Бывший топор, буквально вклепанный в «форсбоди» Ахиллеса, мог отныне считаться частью его доспехов. Правда, теперь эти доспехи нуждались в капитальном ремонте, как и их хозяин – в срочной медицинской помощи…
Чтобы присудить победу в контрольном бое, решение арбитра не требовалось – бой всегда продолжался до тех пор, пока результат его не вызывал сомнений ни у участников, ни у зрителей. «Контролка» являлась практически единственным состязанием, где чистый спорт вытеснял сценическое шоу. А сегодня она не походила даже на спорт – настоящий гладиаторский бой, после которого на арене остался только один выживший. И все же скатываться до такой дикости, как добивание врага, я не намеревался. Глядя на едва дышащего Ахиллеса, я принял решение завершить поединок. Принял за нас обоих. Что бы ни решил на сей счет Блондин, если через минуту он не поднимется на ноги, по правилам «контролки» он проиграет. Мне же было яснее ясного, что с такими травмами противник не встанет на ноги и через неделю.
Однако кое-кто, ранее категорически выступавший против этого поединка, вдруг выказал чрезвычайную заинтересованность в его результате.
– Добей его, Гроулер-сан! – нахмурив брови, оживился в командном окне арбитр. Мне даже показалось, что самопровозглашенный цезарь вот-вот продемонстрирует мне свой большой палец, указующий в землю. – Давай, не мешкай! Сделай это, и я забуду все наши разногласия. Ты займешь место Ахиллеса! Ты теперь капитан его команды, поскольку по праву завоевал это звание в честном бою. Моя ошибка, что не предложил тебе стать партнером раньше. Прошу простить меня за это, Гроулер-сан! Работать со старой гвардией было бы не в пример результативнее; к сожалению, я поздно понял это. Добей его и возглавь команду победителей! Я, Законотворец, обещаю сегодня же сделать тебя главой нового института маршалов. Не тех жалких гуманистов, с которыми ты связался! Наши маршалы станут настоящей силой! Мы с тобой, Гроулер-сан, будем держать в кулаке весь мир. Оба этих проклятых мира! Кому еще в жизни выпадал такой шанс? Надо быть полным идиотом, чтобы отвергнуть его!..
Ахиллес открыл глаза и уставился на меня мутным взглядом исподлобья. Было заметно, как мучительно давался ему каждый вдох. Возможно, Блондин думал, что я тоже стану заставлять его просить пощады. Но у меня и в мыслях такого не было, поскольку я твердо знал: ученик легендарного Спайдермена скорее согласится на многодневные пытки, чем начнет умолять сохранить ему жизнь.
– Добей его! – не унимался Санада. – Думаешь, он пощадил бы тебя? Разнеси его на куски, чтобы о нем и воспоминаний не осталось! Горе побежденному – вы оба знали это, когда начинали свой бой! Доведи дело до конца, Гроулер-сан! Доведи и получи такой Золотой Венок, какой тебе и не снился!
Вмиг подобревший Хатори говорил не останавливаясь, видимо, поставил перед собой твердую цель переманить меня на освободившееся вакантное место. Столь заманчивых условий он мне еще никогда не сулил. Передо мной раскинулось два мира, в каждом из которых я мог бы стать если не богом, то по крайней мере архангелом. В ближайшую пару дней будет восстановлен инскон, мы переедем в Женеву, вызовем туда всех остальных реалеров и превратимся в несокрушимую силу. Санада был так уверен в этом, потому что знал: мало кто из нашего брата откажется от таких головокружительных перспектив.
Здесь я полностью разделял его уверенность: любому из тридцати головорезов «Молота Тора» предложение арбитра пришлось бы по душе. Вероятно, они согласились бы даже при условии, что сам капитан не стал бы в этом участвовать. Кому какое дело до позиции капитана, когда на кон брошены такие ставки? При всем нашем турнирном чувстве локтя мы – игроки профессионального спорта, которые прежде всего ищут личную выгоду. Кто знает, возможно, предложи мне Хатори в свое время поучаствовать в их со Штраубом войне против виртоклонов вместо Ахиллеса, и я бы с превеликим удовольствием втянул в нее «Молот Тора», но сейчас… Хороша ложка к обеду. К сожалению, этот обед был для меня давно испорчен и аппетита уже не вызывал. Я обожал бифштексы с кровью, однако в предложенном нам блюде ее количество превысило все допустимые нормы.
– Как тебе это? – поинтересовался я у Ахиллеса. Я стянул с головы шлем и держал его в руке, чтобы Блондин также слышал разглагольствования своего бывшего компаньона. Мне показалось, что капитан «Всадников» просто обязан присутствовать на моих переговорах с Законотворцем.
Ахиллес презрительно скривился, дыхание его от бессильной ярости участилось. Говорить ему было очень тяжело, хотя нетрудно было догадаться и без слов, что он хотел сказать. Тем не менее Блондин поднял руку и поманил меня ближе, давая понять, что у него есть ко мне дело. Я отбросил шлем – мне и самому уже порядком надоело выслушивать Хатори – и приготовился внимать Ахиллесу: повторять дважды было бы для него слишком мучительно.
– Маршал Гроулер… – начал он, часто прерываясь, чтобы отдышаться или прокашляться. – Я и моя команда… Что гарантирует нам закон, если мы… выдадим вам изменника?
