У оторванной от бота бласторезки не было ремня, чтобы я мог повесить ее за спину. Жаль, придется с ней расстаться – невозможно лезть по узенькой лестнице, держа в руках такую бандуру… Но не успел я швырнуть ее на льдину, как ту прямо посередине вспорола пулеметная очередь. И ударила она не сверху, а снизу – оттуда, откуда Мерлин и почуял угрозу.
Льдина была толстой, и это меня спасло. Пули вражеского ИПК не раскололи ее, а лишь проделали в ней перфорацию. Она прошла аккурат между мной и взбирающимися по лестнице товарищами, вынудив меня шарахнуться назад. Но гораздо больший страх я испытал, когда площадка подо мной треснула пополам – точно по линии пробоин – и, надломленная, прогнулась посередине. От быстрого обрушения ее удержали края, не успевшие подтаять и полностью отлепиться от стен.
Что за дьявольская напасть: дважды за минувшие сутки оказаться беззащитным на ломающемся льду! Но если в прошлый раз подо мной плескалась вода, нырять в которую было пусть холодно, но терпимо, то теперь вместо купания меня ожидало падение в сорокаметровую пропасть. Что было уже не рядовой неприятностью, а настоящей трагедией. Плавать в ледяной воде я худо-бедно умел, а вот летать по воздуху мог даже не пытаться – при всем желании не выйдет.
Тиберий все еще не сдвинулся с места, а конструкция утопленной в желобе лестницы не позволяла двум людям держаться одновременно за одни перекладины. Повиснуть же на плечах самого доктора – значит, гарантированно сорваться в шахту на пару с ним. Вдобавок, чтобы достичь лестницы, мне придется перепрыгнуть через разделяющую меня и ее трещину. Неширокую, но проблема не в ней: не факт, что разломленная и готовая обрушиться льдина выдержит мой прыжок.
Безвыходная ситуация? Не совсем. Позади меня, на высоте полутора метров от ледяной площадки, располагался выход в холл седьмого яруса. Ведущие туда двери были закрыты, но перед ними имелся небольшой – шириной всего в один шаг – карниз. Чтобы достичь его, мне нужно отбросить бласторезку, а потом запрыгнуть на этот выступ. Ну а дальше будь что будет. Главное, поскорее убраться с предательского льда и встать обеими ногами на что-то более устойчивое.
Плевое дело! Вопрос одной секунды! Но надо ж было так случиться, что едва я повернулся лицом к карнизу, как опора подо мной оглушительно треснула и, окончательно развалившись пополам, с грохотом обрушилась в колодец…
Глава 9
…Чего притихли? Небось подумали, что эта глава моей истории начнется с душераздирающего вопля, который я издал, падая на дно лифтовой шахты? А вот и не угадали! Не было никакого вопля. И падения тоже не было. Вернее было, но без меня. В колодец упал только лед, а он, как известно, предмет неодушевленный и вопить не умеет.
Впрочем, тот факт, что мы с вами до сих пор говорим, еще не означает, что свершилось чудо и я внезапно научился летать. Да, я выжил, но благодаря не чуду, а бласторезке, от какой уже дважды за последние полминуты порывался избавиться. Однако сделать это так и не успел, чему можно было только порадоваться.
Карниз, на который я нацелился, находился от меня на расстоянии вытянутой руки. Но я не успел оттолкнуться от льдины, чтобы запрыгнуть на него. Она ухнула вниз так стремительно, что фактически опередила мою спасительную мысль. Мои ноги согнулись для прыжка, но опора под ними исчезла, и отталкиваться мне предстояло разве что от воздуха. Вот только кто бы превратил его подо мной в камень? Из нас пятерых на это был способен лишь Мерлин, но он, как назло, смотрел сейчас в другую сторону. Да если бы и обернулся, все равно уже ничем бы мне не помог…
Это сделал мой инстинкт самосохранения, который отродясь не нуждался в дополнительных мысленных приказах. Я еще не осознал, что подо мной разверзлась пропасть, как мои руки с зажатой в них бласторезкой рванулись вперед и зацепили ее за край карниза обломком консоли; этот приваренный к гидропушке кривой кусок металла Жорик не срезал лишь потому что использовал его в качестве вспомогательной рукоятки. Получилось нечто вроде короткого багра, на котором я и повис, суча ногами в поисках утраченной точки опоры.
Ничего подобного я не нащупал, но это уже не имело значения. Бласторезка зацепилась за карниз, а я – за нее. Мне стоило лишь подтянуться, перехватиться за край карниза, затем подтянуться еще и выбраться на эту площадку, счесть которую безопасной мог разве что Человек-Паук. На ней не было ни поручней, ни выступов, за какие можно было бы держаться. Прямо передо мной разверзся глубокий колодец, а мой ранец упирался в закрытые стальные двери. И пусть я фактически очутился в дверном проеме холла, попасть непосредственно в него у меня отсутствовала всякая возможность. Даже с помощью такой универсальной отмычки, как бласторезка.
Стены шахты содрогались от ударов летящих вниз ледяных глыб. Обе половины разрезанной из пулемета площадки были слишком велики, чтобы просто свалиться на дно колодца. Падая, они постоянно задевали одна за другую, переворачивались, крошились, бились о металл и скрежетали, издавая столько шума, что надумай я сейчас окликнуть товарищей, они бы, скорее всего, меня не расслышали. Да и о чем нам было говорить? Сидя на лестнице и озираясь через плечо, они, подобно мне, провожали взглядами остатки нашего лифта. И заодно пытались высмотреть внизу тех негодяев, что его разрушили.
Обнаружить их в данный момент не представлялось возможным. Все они, дабы не угодить под обвал, выбежали из колодца. Было видно лишь, откуда по нам велся огонь: из потолочного люка стоящей на нижнем – десятом – ярусе лифтовой кабины. Больше неоткуда. Двери, ведущие на восьмой и девятый уровни, закрыты, а люк на лифте, наоборот, распахнут.
Красноречивый указатель. Очевидно, туда – на самое дно шахты – нам и надо. Правда, его следует сначала благополучно достичь, что превратилось для нас в весьма нетривиальную задачу.
Льдины, чей общий вес был не меньше пары тонн, похоронили под собой кабину лифта, смяв ее одним трескучим ударом, словно яичную скорлупу. Вряд ли кто-либо из пулеметчиков при этом погиб, а значит, они вот-вот вернутся в шахту и тогда нам несдобровать. Наша позиция в плане защиты совершенно никуда не годилась. Попробуйте-ка отстреливаться, балансируя на узенькой лестнице на высоте сорока метров от пола! Вот вам и минимальный риск! Похоже, у Менделеева мозги вконец отсырели, и он попросту перепутал в своих стратегических расчетах соотношение наших удачных и неудачных шансов…
Прежде всего, не нужно суетиться. Мы засели достаточно высоко, и, чтобы стрелять по нам с нижнего яруса, противникам хочешь не хочешь придется сунуться в шахту. Им еще неизвестно, где мы сошли с дистанции и что до нас проще дотянуться из холлов седьмого и восьмого уровней. Первым делом «гаранты» проверят, нет ли наших трупов среди перемешанных со льдом обломков лифта. Удачный для нас момент, чтобы нанести превентивный удар, пока враг не задрал голову вверх.
Я торчал в дверном проеме тремя ярусами выше входа, откуда приспешникам Умника предстояло вторгнуться в колодец. Иными словами, это должно было произойти аккурат подо мной. Товарищи уже прицепили себя к лестнице и взяли оружие на изготовку, когда я подал им знак, чтобы они не стреляли сразу, как только увидят противника. Почему – они поняли без лишних объяснений. Отцепив от карниза бласторезку, я нацелил ее в образовавшийся внизу завал и выпустил по нему полдюжины коротких струй.
Стрелять из бласторезки в нашем положении было все равно, что разжигать камин
