куда именно смотреть.
С этого направления мы точно не ждали нападения. По крайней мере нападения врагов, которые передвигаются по земле. Для них было практически невыполнимой задачей прорваться сюда с флангов. Разрушенные правое и левое крылья вокзала превратились в непреодолимые завалы. В них завязли бы даже паукообразные боты-штурмовики – самые вездеходные представители сухопутного техноса. Вдобавок там, скорее всего, встречались ловушки, чья аномальная энергия также поспособствовала формированию курганов из глыб и арматуры. Но даже если бы кому-то из сталкеров или биомехов удалось преодолеть эти нагромождения, перед ними встали бы финальные препятствия – боковые стены главного зала. Все сквозные проходы в них были завалены обломками, и у нападающих, помимо отступления, осталось бы два пути: перелезать через десятиметровые барьеры или взорвать их. Оба этих варианта выглядели слишком опасными и трудоемкими в сравнении с обычными, грамотно скоординированными атаками, какие можно было бы провести одновременно с площади и от железной дороги.
Наши новые противники – я успел насчитать двоих – похоже, не искали в жизни легких путей. Преодолев впотьмах завалы правого крыла, они взобрались на стену главного зала, откуда и взялись обстреливать нас из своих странных винтовок. Немудрено, что им удалось перехитрить Динару, ожидавшую нападения оттуда в последнюю очередь. Чтобы ее подстрелить, снайперу было достаточно закрепиться у вершины стены, высунуться из-за нее, засечь нашего дозорного, прицелиться и нажать на спуск. После чего этим мерзавцам оставалось лишь спуститься по тросам в зал и захватить нас, спящих, врасплох.
Этого не случилось, что, надо полагать, было заслугой Арабески. Дав предупредительную очередь, она попросту вспугнула противника. Дабы не угодить под наши пули при спуске, он предпочел вновь спрятаться за стеной и выждать. И когда тревога улеглась, а мы решили, что враг отказался от нападения, тогда-то он и напомнил о себе повторно.
Один из замеченных мной негодяев уже вылез на вершину стены и, присев на одно колено, нацелил оружие на мое укрытие. Это он подстрелил Жорика и едва не прищучил меня, поскольку его товарищ еще только выбирался к нему на позицию. Больше ничья башка над преградой не торчала, и я сделал вывод, что ублюдков всего двое. Жаль, у меня не было времени получше их рассмотреть. Но даже за то мгновение, что я их видел, удалось понять: экипировка этих парней столь же странная, как их винтовки.
Я не носил сталкерские доспехи, поскольку они мешали мне заниматься верхолазанием. Мои нынешние противники, очевидно, не пользовались ими по той же причине. На их гибких, сухощавых фигурах были надеты усиленные защитными пластинами эластичные комбинезоны, немного похожие на водолазные. Которые, должно быть, были не только прочными, но и достаточно легкими, чтобы прыгать в них ночью по завалам. Шлемов у врагов не имелось. Их роль выполняли комбинезонные капюшоны с пристегнутыми к ним масками, закрывающими нижнюю половину лица. Верхние половины, покрытые камуфляжным кремом, сливались по цвету с одеждой. Поэтому даже днем я вряд ли сумел бы толком рассмотреть и запомнить физиономии этих гадов.
Слишком профессионально экипированы они для обычных бандитов, что ни говори. Да и подготовлены отменно: мыслят нетривиально, не боятся действовать ночью и способны наносить по-настоящему коварные удары. На кого они работают, хотелось бы узнать? Но не сейчас – позже. Сначала надо выяснить кое-что другое: знают ли эти хитрецы, с кем имеют дело. И если да, насколько они подготовились к нашей недружеской встрече.
В отличие от фасадной стены, на которой находился я, боковая была заметно уже. Ее верхний край после обрушения крыши представлял собой ломаную линию, подобную графику акционерных котировок во время биржевых лихорадок. Перелезть через такой зубчатый барьер было возможно. Но вот передвигаться по его вершине прыжками умел лишь один из известных мне обитателей Пятизонья – ваш покорный слуга. Мой энергетический симбионт (или, по версии доктора Свистунова, – аномальная аллергия) наделял меня достаточной силой и ловкостью. За счет чего он выживал сам и позволял выживать мне – своему бессменному носителю. И сейчас сложился весьма благоприятный момент для того, чтобы воспользоваться моим тактическим превосходством и контратаковать противника по всем правилам военного искусства – на «переправе».
Какими бы матерыми спецами ни были эти двое, им требовалось как минимум полминуты, чтобы перецепить кошки и перебросить фалы для спуска по внутренней поверхности стены. Все это время верхолазам приходилось балансировать на узкой, неровной опоре. Причем со спусковыми устройствами возился лишь один из них. А второй был вынужден его прикрывать, поскольку сразу оба не рискнули поворачиваться ко мне спинами.
Прежде чем приступить к делу, они обстреляли мое укрытие, дабы отбить у меня желание высовываться. На сей раз огонь велся обычными пулями. По тому, как быстро враги сменили его режим, я смекнул, что они вооружены компактными штурмовыми комплексами типа «ИПП плюс мини-картечница (ракетница, лазерный пульсатор, парализатор и т. п.)». Все до единого выстрелы угодили в бортик, за которым я прятался, хотя тот был невысок – едва скрывал меня, лежащего на животе. Ни одна очередь не прошла выше. О чем это говорит помимо того, что противники – хорошие стрелки? О том, что они старались не попасть в стену рядом со мной, поскольку срикошетившая от нее пуля могла меня зацепить. Планируй они заполучить мой труп, к чему, спрашивается, им сдалась бы такая меткость?
Впрочем, нежелание этой парочки убивать нас не было чем-то из ряда вон выходящим. Егеря Ковчега, ищущие биологический материал для своих исследований; рыцари Ордена, пополняющие свои ряды порабощенными вольными сталкерами; наемники, поставляющие живой товар и тем и другим… Кто из них выследил нашу компанию, не имело значения. И уж тем более это не обязывало меня проявлять к охотникам за нашими головами ответный гуманизм.
Перекатившись на спину, я приподнял «Ультимар», положил его стволом на бортик, навел его примерно туда, откуда летели пули и, едва огонь стих, дал, не глядя, подряд два выстрела картечью. Расстояние до ублюдков было невелико, и я расслышал, куда попал. Звук, что издает дробь при попадании в кирпичную стену и в защитные пластины доспехов, заметно различается. По крайней мере один мой заряд достиг цели. Вскочив на колени, я моментально определил, кого из противников зацепил первыми выстрелами, после чего выпалил в того верхолаза, которому от меня покамест ничего не перепало…
Как отмечалось мной ранее, стрелковое оружие полувековой давности уступает импульсному по убойности и практичности. Зато психологический эффект, какой оно производит на жертву, даже если вы промазали, равносилен легкой контузии. Те нынешние вояки, которые в буквальном смысле никогда не нюхали пороха – и тем паче не слышали, как он взрывается, – реагируют на выстрел порохового патрона одинаково: впадают в кратковременное замешательство. Особенно когда этот выстрел произведен по ним.
Головорезы, с которыми я столкнулся, были опытными, носили современную амуницию, и я не надеялся уложить их наповал с двадцати шагов из короткоствольного дробовика. Однако патрон двенадцатого калибра – это вам не новогодняя петарда. И коли он рявкнул в вашу сторону, равнодушным он вас не оставит. Уж поверьте, будь вы хоть обвешанным с головы до пят медалями ветераном дюжины войн.
Первый ошарашенный мной из «Ультимара» мерзавец схлопотал не весь заряд картечи, а от силы его треть. Поэтому и устоял на ногах, разве что покачнулся, но успел вовремя схватиться за стенной выступ.
Второму негодяю, которого я обстрелял уже не наугад, повезло меньше. Он едва успел присесть, намереваясь заняться фалами, как по нему тут же хлестанула свинцовая россыпь. Рассеяться на таком расстоянии картечины еще не могли и уложились в цель на загляденье
