договорились подождать известий от Мерлина еще трое суток. И если ничего за это время не изменится, значит, на сей раз Лиза наведается к Пожарскому и не покинет его резиденцию до тех пор, пока лично не увидится с ним.
После этого свидания с женой все мои мысли крутились лишь вокруг ее грядущей – уже четвертой по счету – поездки в Балашиху. Думать о чем-либо другом у меня попросту не получалось. Я замкнулся в себе и потому в тот приснопамятный вечер был поначалу даже благодарен Аристарху за то, что он не надоедает мне дежурными тестами, какие ему поручалось надо мной систематически проводить.
Явившись, по обыкновению, на службу, когда ему вздумалось, мой надзиратель от науки сначала отметился у себя в лаборатории, а затем, по традиции, двинул на обход нашего госпитального крыла. Само собой, уже далеко не с научными целями… ну, если, конечно, чаевничание с охранниками, флирт с дежурными медсестрами и компанейские перекуры с врачами не помогали Кукуеву сдвинуть изучение моего феномена с мертвой точки.
Мне до этих блужданий Аристарха не было абсолютно никакого дела. Хоть торчи он у себя на посту как штык, хоть часами шатайся по госпиталю, прок от его работы оставался нулевым. После года моего сотрудничества с учеными я и сам уже мог бы проводить над собой те опыты, каким они меня подвергали. Жаль было только их дорогостоящее оборудование, которое, угодив в мои руки, потом отправится прямиком в утиль.
Время близилось к полуночи. Я лежал на кровати без сна и думал о завтрашнем дне. И о Лизе, которую за ее настырность могли выставить из резиденции Пожарского взашей, как какую-нибудь сумасшедшую возмутительницу спокойствия. Тем временем в коридоре, за дверью, запертой на кодовый замок, раздавались приглушенные голоса. Все – хорошо знакомые. Один, бубнящий почти без умолку, принадлежал Кукуеву. Два других – дежурящим у моей палаты охранникам. Обычное явление: Аристарх вешает лапшу на уши изнывающим от безделья слушателям. Да, здесь он настоящий виртуоз, а скучающая охрана только тому и рада.
Однако что это за странные звуки? Размеренная беседа и сдержанный смех вдруг сменяются коротким яростным вскриком и грохотом падения на пол чего-то большого и грузного. А затем – тишина. Такая же внезапная, как и предшествующий ей шум.
Сейчас поздний вечер – время, когда накапливающаяся в моем теле за день усталость дает о себе знать особенно остро. Мне лень даже оторвать голову от подушки, но непонятный шум и воцарившееся затем молчание вынуждают превозмочь ломоту в мышцах. Я уселся на кровати, продолжая прислушиваться к происходящему за дверью. Можно было подумать, что кто-то из охранников или аспирант обварился по неосторожности кофе, а потом споткнулся и упал, но вряд ли после этого его собеседники и он сам дружно прикусили бы языки. Наоборот, взялись бы обсуждать этот маленький инцидент вдвое оживленнее, чем разговаривали прежде.
Хотя нет, кое-какие звуки оттуда все же доносятся. Неуклюжая возня. Такое впечатление, что тот, кто упал на пол, после этого не поднялся и теперь его куда-то волокли. Натужно и медленно, с частыми остановками на кратковременные передышки. Так, как может волочить один не особо крепкий человек другого, более крупного и тяжелого.
Черт побери!
Я перевел взгляд с двери на пульт вызова дежурной медсестры – допотопный, как и все оборудование в моей палате. Но что-то – видимо, успевшая развиться к тому моменту паранойя – порекомендовало мне сделать вначале кое-что другое. Какая бы катавасия ни происходила за стенами палаты – дурная или безобидная, – будет нелишне подстраховаться и блокировать вход стулом, подсунув его спинкой под дверную ручку. А уже потом связываться с медсестрой и выяснять, правильно я поступил или у меня просто-напросто разыгралось воображение.
Взяв свою пижонскую бамбуковую трость, с которой я ходил теперь вместо костылей, и опершись на нее, я поднялся с кровати и поковылял к стоящему у тумбочки стулу. Но прошел лишь три шага, когда замок на входной двери щелкнул, открывшись, после чего она распахнулась, и на пороге нарисовался растрепанный и взъерошенный Кукуев. Лицо его раскраснелось, глаза горели безумным огнем, а в руке был зажат пистолет. И не успел я ни испугаться, ни удивиться, как явно спятивший Аристарх шагнул мне навстречу и грубым толчком в грудь уронил меня обратно на кровать.
Будь я в прежней физической форме – такой, в какой пребывал еще год назад, – черта с два этот несчастный аспирант так легко уложил бы меня на лопатки. Но сейчас я не мог дать ему сдачи. Да что там: даже увернуться или отмахнуться от него тростью был не в силах. А двинь меня Кукуев вдобавок пистолетной рукояткой по лбу, я, наверное, и вовсе испустил бы дух.
Рухнув как подкошенный навзничь поперек кровати, я пришел в себя лишь через полминуты – сразу, как только унялось головокружение и ко мне возвратился дар речи. И когда это случилось, моим глазам предстало весьма удивительное зрелище: Кукуев, стоящий надо мной с перекошенным от злобы лицом и целящийся мне в лоб из пистолета.
– Ты!.. Ты!.. – только и сумел вымолвить я осипшим и едва слышным голосом.
– Заткнись! – повелел Аристарх, гневно насупив брови. – Заткнись, полудохлый ублюдок, и слушай меня очень внимательно! Повторять некогда, поэтому хорошенько запоминай все с первого раза! Сейчас твоя семья находится у очень плохих людей. Стоит мне сделать лишь один звонок, как твоей жене и дочери сразу придет конец! Ты меня понимаешь?
«Страйк» в его руке ходил ходуном. Кукуев дрожал, но его страх был совсем иного толка, нежели мой. Это был страх человека, который только что пересек прежде запретную для себя грань и явно не испытывал восторга от случившегося.
– Что ты творишь, Кукуев? – сплел я наконец-то худо-бедно внятную фразу. – И на какого хрена тебе сдалась моя семья, профессор недоделанный?
– А сам не догадываешься? – истерически хохотнул Аристарх. – Впрочем, если ты сделаешь все в точности как я тебе скажу, никто твоих близких не обидит, обещаю… Тем более что многого от тебя и не потребуется.
Конечно, я мог бы в ответ пригрозить ему, что если упомянутые им негодяи хоть пальцем тронут Лизу и Аню, то Аристарх об этом крупно пожалеет. Вот только как при этом убедить его, что «полудохлый ублюдок» не блефует?
Да никак! При взгляде на меня все было очевиднее некуда. Поэтому я и не стал демонстрировать гонор, предпочтя унять его и начать рассуждать трезво. В смысле настолько трезво, насколько я вообще был сейчас на это способен.
– Давай, говори, чего хотел, – смирившись со своей незавидной участью, пробурчал я. – Сам видишь: ты со мной и без оружия запросто справился, так что перечить тебе я вряд ли стану.
– Это хорошо, что ты решил быть покладистым, – с довольным видом заметил шантажист. – Даже очень хорошо! Правильно: не надо меня нервировать, а то я за себя не ручаюсь… Короче говоря, напяливай свою пижаму и пошли за мной. На все про все тебе… – он глянул на наручные часы, – пять минут. Шевелись!
Не сводя с меня ствол пистолета, Кукуев встал так, чтобы видеть одновременно, что происходит и в палате, и в коридоре.
– Охрана будет здесь через две минуты, – сказал я, беря сложенную на тумбочке одежду. – В этой палате небось скрытых видеокамер понатыкано больше, чем в залах Алмазного фонда.
– Верно – понатыкано, – поигрывая «страйком», согласился злодей. – Только все они транслируют картинку в офис к твоим охранникам, а они сейчас дрыхнут, как младенцы, и проснутся еще о-о-очень не скоро. Не надейся: никто тебе на помощь не придет. Ну а придет,
