степени – Элеонора Леопольдовна. Эдик не дрожит и продолжает как ни в чем не бывало рисовать. Ольга, разумеется, не может не взглянуть на его последний рисунок. И именно поэтому как только возвращается в вестибюль, с ходу брякает:
– Надо проваливать отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
– Куда? – почти в один голос спрашивает у нее половина всех тех, кто собрался у баррикады. Вторая половина нашей компании, включая меня, лишь молча взирает на Кленовскую недоуменными глазами.
– В метро, – уверенно заявляет «фантомка». – И выдвигаться по нему к реке, в сторону левобережных подъемников. Иного пути для нас нет. А здесь оставаться – верная смерть.
– Исключено, – мотает головой Кунжутов, пытающийся скрепить разрезанную на простреленном бедре штанину оставшимися после перевязки обрывками бинта. – Да, нас изрядно потрепали, но мы пока еще в силах дать отпор. Тем более, когда Душа Антея потеряла всю свою боевую технику. А в метро Сурок передавит нас скопом, будто слепых котят. И ты, Ольга, знаешь это не хуже всех, кто здесь собрался. Поэтому я не намерен поддерживать твой план и отдавать приказ к отступлению.
– На последнем рисунке Эдика нарисован вход в метро, – поясняет Кленовская причину своего беспокойства. – Не арка, не склеп, а именно вход на станцию «Площадь Ленина». Я узнала его сразу, как только малыш дал мне взглянуть на свою законченную картинку.
– А почему ты решила, что Эдик показал нам путь к спасению, а не место, откуда нужно ожидать следующего нападения? – интересуется Хакимов, впрыскивая себе в обожженную руку инъекцию обезболивающего.
– Эдик всегда предупреждает нас о чем-то действительно важном, – отвечает Ольга. – За последние дни он предсказал обрыв подъемника на Первомайке, появление капитана Рокотова, сход молчунов к Бивню и атаку на театр. Сами посудите, какая для нас разница, откуда появится следующая опасность: с окраин, с неба или из-под земли? А вот куда нам бежать в случае, если мы не сумеем отбиться – это актуальный вопрос, верно? И что нам вообще известно о Сурке, кроме того, что он носится по рельсам и грохочет?
– По-моему, этого вполне достаточно, чтобы и думать забыть соваться под землю, – отрезает полковник. – Ежели нам и впрямь доведется уносить ноги, то побежим исключительно поверху. Или поковыляем – уж как получится. Повторяю: никакого метро. Пожелай я всех вас угробить, сделал бы это более простым и гуманным способом.
– А ты что скажешь, Тихон? – В поисках поддержки Ольга смотрит на меня.
Под ее вопрошающим суровым взором я слегка тушуюсь. Но отвечаю:
– Я здесь человек новый, но уже не раз успел убедиться, что предсказаниям Эдика можно доверять. Ты внимательно изучила рисунок? Может, помимо входа на станцию, там есть еще какие-нибудь детали, которые ты не сочла важными и о которых решила умолчать?
– Не могла я ничего просмотреть. Ты прекрасно знаешь, что малыш не пишет сложные картины, – напоминает мне Кленовская. – А на последней деталей и вовсе кот наплакал. Кроме входа и лестницы, больше ничего нет. Точно тебе говорю. Не веришь – иди сам взгляни.
– Верю, отчего ж нет? – спешу утешить я раздосадованную «фантомку» и вновь любопытствую: – А что на другом конце лестницы? Насколько я помню, местная станция не слишком глубокая и лестница на ней довольно короткая.
– Что там может быть? – пожимает плечами Ольга. – Темнота. Но ведь у нас есть в запасе термиксовый световой пистолет, поэтому не думаю, что…
Наше совещание прерывает раздавшийся на крыше одиночный выстрел. С трудом верится, что отчаянный жизнелюб Дроссель способен застрелиться, поэтому никто не сомневается в том, что он подает сигнал тревоги. Выданная нам Душой Антея получасовая отсрочка только что истекла.
– По местам, господа «фантомы»! Некогда болтать и фантазировать – нас ждет работа, – командует Папаша Аркадий и, с трудом поднявшись из кресла, грузно прыгает на здоровой ноге к пулемету. Ефремов, держась за стену и опираясь на автомат, как на трость, обреченно ковыляет следом за полковником. Мы с Ольгой прихватываем по десятку заряженных магазинов и тоже спешим на позиции.
– Так я не поняла: ты за мое предложение или нет? – спрашивает на бегу Кленовская.
– Я верю тебе и Эдику, – отвечаю я. – И не верю, что мы дождемся помощи сверху. Комитет не отправит на верную гибель вертолет с подъемником. Поэтому считаю, что отсиживаться здесь и ждать у моря погоды – не самая удачная мысль. И раз Эдик четко указывает нам на метро… Почему бы и впрямь не рискнуть? Только как быть с Кунжутовым и остальными, кто поддерживает его точку зрения?
– Кунжутов, конечно, тот еще упрямец. Но он способен мыслить здраво и поддержит мой план, если у нас не останется иного выхода, – замечает Ольга. – Плохо то, что мы упускаем возможность беспрепятственно добраться до станции, пока на площади пусто. Когда начнется заваруха, у нас уже не будет такого удачного шанса… Кстати, ты слышишь? Опять снаружи что-то громыхает. И причем без остановок…
Кленовская не ослышалась. Грохот на улице стоит такой, словно на город надвигается яростная гроза. Даже тучи, и те видны. Только идут они с севера чересчур низко – практически стелются по земле, – и не полыхают зарницами. И немудрено, ведь это вовсе не тучи, а непроглядные клубы серой пыли. Гром, естественно, тоже имеет иную природу, чем думалось поначалу. Так могут грохотать лишь падающие здания. И падают они, судя по шуму и быстро разрастающейся пылевой туче, безостановочно, друг за другом, подобно костяшкам домино. За время моего пребывания в «Кальдере» это первый случай, когда я наблюдаю массовые, а не одиночные разрушения.
Однако сейчас я предпочел бы увидеть не следствие, а причину сего катаклизма, которая скрывается пока под густой завесой пыли. Дома падают не сами по себе – это очевидно. Как очевидно и то, что фронт разрушений двигается от окраины к центру. Ширина этой полосы достигает примерно пары кварталов. Немало, если вдуматься.
– А теперь обернись и помаши рукой нашим старым знакомым, – мрачно усмехается Дроссель, указав в противоположную сторону. – Знают, суки, где, как гытца, раки зимуют, поэтому и не торопятся.
Давно ожидаемые нами багорщики рассредоточиваются по всем выходящим на площади улицам. Словно воинские подразделения, что прибыли на парад и выстроились в ожидании команды к торжественному маршу. Молчуны виднеются на улице Ленина, Вокзальной магистрали, южной части Красного проспекта и в Первомайском сквере. Корпус сценической коробки загораживает от нас западные кварталы, но наверняка вражеские группы располагаются и там. Нет их – по крайней мере, в пределах нашей видимости, – лишь на идущих в северном направлении улице Мичурина и параллельном ей участке проспекта. Зато оттуда приближается иная, гораздо более разрушительная угроза.
Сомнения в том, сумеем ли мы ей противостоять, исчезают сразу, как только из серой тучи выныривают породившие ее громовержцы (о багорщиках речь пока не идет, хотя по численности они в разы превосходят первую атаковавшую нас компанию). Ничего сверхъестественного. Более того, я даже имел шанс познакомиться позавчера с их близким родственником. Да-да, тем самым громилой, что устроил мне на станции «Разъезд-Иня» веселенькую пробежку.
Акромегалы. Три исполинских шагохода о шести конечностях каждый. Их собрат с Первомайки смотрелся бы на фоне их как фокстерьер рядом с немецкими овчарками. Этим
