«Люби?» – хотел переспросить Мефодий.
– Э-э-э, Бегущий Бизон не слепой! – ехидно сощурился индеец. – Когда молодой воин и молодая скво так смотрят друг на друга – это неспроста!..
Мефодий слегка смутился. Любовь?.. Все может быть, да и от смотрителя утаить подобное точно невозможно… А Кимберли? Любит ли она его?
Хитрый прищур Бегущего Бизона стал еще хитрее.
Мефодий машинально поглядел на небо и вздрогнул – на западе, по направлению к американскому материку, летел на фоне звезд огромный светящийся треугольник, состоящий из трех десятков дискообразных объектов. Строй «летающие тарелки» держали по-военному идеальный и двигались медленно, словно дразнили находящихся внизу рефлезианцев.
– Идут как на параде, – заметил Бегущий Бизон. – Вот и дожил я до тех дней, когда землекопа такими вещами уже не удивишь… Нет, не мое время – чужое время. Смутное время.
– Ты чего такой смурной? – поинтересовалась на следующее утро у Мефодия Ким, включая плиту и взгромождая на нее большую кастрюлю для овсянки. – Ворочался всю ночь, вздыхал чего-то… От Мигеля досталось?
– Стал бы я еще из-за Мигеля переживать! – буркнул Мефодий, стараясь отвечать как можно миролюбивее, но все равно прозвучало грубовато. Новобранец тоже был весь в заботах: сегодня утром он наконец решился очистить от протухшего мяса холодильник и устроить пир горой для всех местных акул и прочих ошивающихся окрест «Каракатицы» морских хищников.
– Правильно, нечего из-за него переживать, – подтвердила Ким. – Вон перцу ему в овсянку бухни, да и все дела…
– И не подавится ведь! – покачал головой Мефодий. Оптимистический настрой Кимберли сглаживал его угнетенное состояние, однако не настолько, чтобы позабыть о вчерашнем ночном разговоре на палубе.
– Ладно, рассказывай, чего опять вбил в свою лохматую голову. – Управившись с кастрюлей, Ким преградила Мефодию путь в холодильную камеру и взяла его руки в свои, мягко, но настойчиво давая понять, что не отступит, пока не узнает причину его скверного настроения.
Поняв, что, если Кимберли чего-то захочет, она этого все равно добьется, Мефодий вкратце поведал ей о том, кем считает его смотритель Бегущий Бизон, а возможно, что и сам Гавриил.
Кимберли в ответ мягко улыбнулась и ласково коснулась его щеки.
– Я тоже знаю, что ты не такой, как все, – проговорила она. – Порой у меня складывается впечатление, что ты меня обманываешь – никакой ты не новобранец, а как минимум достаточно зрелый проверенный. Тот Сатир в церкви тоже почувствовал что-то похожее; видел, с какой прытью он от тебя помчался? Сатир стоящего противника чует за милю.
– Индеец говорит, что появление такого, как я, неслучайно. Это вроде того, как в старину считали, что, если рождается слишком много мальчиков, – быть войне…
– Значит, в скором времени у тебя где-то должны появиться «родственники».
– Это если им дадут теперь появиться, – мрачно сказал Мефодий. – Ты видишь, что творится в мире… Я все думаю, как там дома, можно ли еще свободно дышать или по возвращении сразу, как неандерталец, в пещеры?..
– А меня возьмешь с собой в пещеры? – спросила Ким. Тон ее вопроса был отнюдь не шутливым.
– Возьму, – не раздумывая, ответил Мефодий. – Только если будешь стеречь очаг и воспитывать наших детей.
– Насчет детей я подумаю, а вот насчет очага не дождешься, – усмехнулась Ким и игриво чмокнула Мефодия в щеку. – Я твой ангел-хранитель, а не домохозяйка – запомни это раз и навсегда.
Со времени последнего визита Мефодия в Гренландию она нисколько не изменилась, разве что теперь здесь вступила во владение полярная ночь, ветры завывали злее, а мороз стремился от них не отставать. Мефодию пришла на ум поговорка водителя-канадца, везшего их до Галифакса: дескать, у него на родине – на севере Канады – всего два времени года: зима и август. В Гренландии же погода вводила эмбарго и на август…
Дрожь пробрала Мефодия при мысли о том, что снова придется срывать на морозе голос, понукая собачью упряжку, и исполнять каждодневные эскимосские обязанности (самой ненавистной, разумеется, была обязанность хождения «до ветру», что здесь превращалось в жестокое проклятие).
Но сегодня Мефодию и его друзьям повезло – два крытых грузовых вездехода поджидали их сразу за воротами порта Готхоба. В кабине первого, рядом с Исполнителем-водителем, восседал старый знакомый Мефодия агент Тайягук, озлобленный, как никогда ранее.
– Трясись, как бубен, горючим дыши, рычание железного зверя слушай, – ворчал проводник-эскимос, насильно отлученный от своих верных лаек приказом нового Главы Совета. – Глупые южане – они находят это приятным! А сами любят судачить о том, что прогулки на свежем воздухе полезны для их слабого здоровья!..
Мефодия передернуло при мысли о последней прогулке по поверхности шельфового ледника, но спорить с Тайягуком он не стал. Да и некогда было спорить – не успели еще глаза Исполнителей настроиться на мрак полярной ночи, а вездеходы уже несли их по бездорожью на восток.
Не сказать, что дорога на вездеходах заняла меньше времени, но агент Тайягук все же был не прав – передвигайся Исполнители на собаках, их группа растянулась бы по торосам на многие километры. Вездеходы же хоть и надрывно завывали на каждом подъеме, однако друг
