Но кто настоящий доносчик? Наверное, это уже не важно – главное, Сото знал, кто настоящий убийца. И пусть руки этого человека чисты, без его высочайшего указа трагедия с сеньором ди Алмейдо никогда бы не случилась. Мара призовет к ответу высокопоставленного негодяя. Кто сказал, что такое неосуществимо? Разве кто-нибудь пробовал когда-либо осуществить нечто подобное, чтобы высказываться так категорично? Затея вполне может получиться именно потому, что так еще не поступал никто.
Кем бы ни мнил себя Пророк, прежде всего он такой же человек из крови и плоти, как и те, чьи отрезанные головы Сото держал в свое время за волосы. Каратель поквитался с Божественным Судьей-Экзекутором, поквитается и с Гласом Господним. И если при этом их Всевышний Покровитель отказывается защищать своих драгоценных слуг, это тоже о многом говорит. Все твердят о справедливости Всевышнего, а значит, Мара будет считать, что именно она и творится сегодня под солнцем.
Точнее, под знаком Восходящего Солнца…
Обуреваемый мыслями, каратель двигался к убежищу, но все его раздумья разом прекратились, когда он увидел сизый дымок, тянувшийся из подвала, где были спрятаны его вещи. Реакция сработала мгновенно: Сото тенью метнулся за ближайшие кусты и затаился. И только когда полностью убедился, что его не заметили, осмелился выглянуть наружу.
Из подвала доносился запах жареного мяса, раздавались громкие голоса и смех. Сото быстро догадался, кого занесло в эту глушь, однако не поленился проползти сотню метров в высокой траве, дабы окончательно подтвердить свою догадку. Как и ожидалось, единственный путь, по которому к стоянке можно было подобраться на технике – во времена Древних здесь пролегала широкая улица, – изобиловал разнообразными следами. Трава, что за лето покрыла проезжую часть густым покровом, была изъезжена множеством мотоциклов. Виднелся также парный след автомобиля. Судя по характеру отпечатков, база автомобиля была неимоверно широкая, колеса – мощными, а дорожный просвет настолько большим, что угодившая между колес высокая трава осталась практически непримятой. Мара еще не сталкивался с такими престранными внедорожниками. Разве что видел как-то грузовик-»монстромобиль» Охотников, но для чудовищного «Самсона» проехавший здесь автомобиль был все же мелковат.
Все окончательно прояснилось: на стоянку прибыли ее законные хозяева – байкеры. Каратель пока не догадывался, какая из банд посетила разрушенный город – Сото лично был знаком с тремя байкерскими вожаками, – но едва он убедился в догадках, как сразу покинул укрытие, встал в полный рост и направился к стоянке. Теперь таиться было излишне, поскольку Мара имел представление, как общаться с подобной публикой; хотелось лишь надеться, что это не дикие отморозки, а «правильные» ребята. Однако судьба находившихся на стоянке его вещей и байка здорово беспокоила Сото: погруженный в заботы, он забыл оставить в чересседельной сумке Торо короткое послание тем, кто может случайно его обнаружить. По байкерским правилам, найденный без опознавательных знаков байк мог быть присвоен нашедшим его человеком. Так было заведено издавна потому, что настоящий владелец брошенного мотоцикла скорее всего погибал – живой байкер редко расставался со своим Стальным Жеребцом надолго.
Сото еще не достиг съезда в подвал, как до его ушей долетел резкий предостерегающий свист – очевидно, кто-то из дозорных заметил приближение незнакомца. Смех и говор внутри убежища разом стихли, и когда Мара спускался в подвал, его уже встречала целая делегация. Правда, далеко не мирная – несколько арбалетов ощетинились стрелами в сторону нежданного гостя, а в руках остальных «парламентеров» находились ножи и монтировки.
Занявшая стоянку банда оказалась довольно многочисленной. Разбредшихся по подвалу байкеров сосчитать было сложно, но возле стен выстроились в два ряда около трех десятков разнообразных байков, а в углу застыл тот самый престранный внедорожник, что оставил снаружи приметный след. Конструктор этого четырехколесного чудовища вряд ли обладал здравым рассудком, поскольку ни один нормальный человек ни в жизнь не додумался бы до чего-нибудь подобного. Угловатая и обшитая стальными пластинами техника (назвать ее автомобилем даже язык не поворачивался) напоминала древнее животное под названием «носорог», только вместо ног у носорога были прикручены колеса. Живя у искателей и проводя регулярные ревизии книжного склада, Сото как-то разглядывал фотографию носорога в древней книге и запомнил уродливого зверя надолго. Поэтому при виде байкерского самоходного агрегата у него в голове и возникла подобная ассоциация.
Сото остановился, после чего, повинуясь традиции, поднял вверх кулак и произнес:
– Ясного вам неба и сухой трассы, Люди Свободы!
Настороженные байкеры с неохотой отсалютовали в ответ.
– Меня зовут Сото Мара, – продолжал гость. – Я пришел за своими вещами и байком. Приношу извинения, что без ведома воспользовался вашей стоянкой. Надеюсь, мои вещи вам не слишком помешали.
– Из чьей ты банды? – поинтересовался державший арбалет байкер.
– Я – сам по себе, – ответил Сото. – Раньше служил наемным тирадором, теперь занимаюсь чем придется. Очень давно я недолго жег резину у Одноногого Прыгуна. Был знаком со Стэнли-Академиком и Лихорадкой. Они знали меня под моим настоящим именем.
– Ты служил наемником? – переспросил упитанный коротышка с монтировкой. – Ты убивал людей за деньги?
– Да, случалось, – признался Мара. – Но ведь я не сказал, что живу по вашим законам. Я никогда не называл себя Человеком Свободы, и потому вам не в чем меня обвинить.
Байкеры начали переглядываться и о чем-то негромко между собой совещаться. После этого большинство из них согласно закивало, очевидно, поддерживая чье-то предложение, а некоторые довольно рассмеялись.
– Прости, бродяга, – повернувшись к Сото, с сожалением произнес толстячок с монтировкой. – Но раз ты не имеешь покровительства и тем более отказываешься именоваться Человеком Свободы, значит, не надейся на то, что мы поступим с тобой по нашим законам. Твой байк и вещи конфискованы за незаконное пользование стоянкой. Отныне ты не вправе претендовать на них. У тебя есть пять минут, чтобы убраться отсюда подальше. Не успеешь – пеняй на себя.