полдня добраться пешком до ближайшего населенного пункта. Поэтому на ночлег в тот вечер байкеры предпочли не останавливаться, как бы ни привлекало распробовать ящик превосходного германского шнапса – второго по значимости трофея после горючего. Ночное бегство по гористому побережью протекало в жуткой спешке, зато к утру шнапс был разлит по кружкам уже в окрестностях Марселя. Там уставшие и довольные байкеры единодушно поддержали предложение вожака и устроили долговременный двухдневный привал.
За две недели пребывания среди вольных бродяг Сото успел плотно приобщиться к их неторопливому укладу жизни: много спал, не обращал внимания на то, чем питался, и все реже отказывался от выпивки. Половина мыслей его вращалась вокруг мелких насущных проблем, наподобие проколотого колеса или похмельной головной боли. Вторая половина была обращена к Лисице, шустрой девчонке, в компании с которой Мара чувствовал себя легко и свободно. Он догадывался, что такой разбитной человек, как Лисица, навряд ли станет хранить кому-то верность долго. Но тем не менее со дня их близкого знакомства других парней она избегала, а на подруг, которые пытались порой заговорить с новичком, смотрела с нескрываемой злобой. Сото же, кроме Лисицы, ни на кого из байкерш и смотреть не хотел.
Несомненно, каратель ни на минуту не забывал, с какой целью он движется на восток. Повязка на голову – та, что он для себя изготовил, планируя нападение на Мадридский магистрат, – лежала в нагрудном кармане его куртки, завернутая в чистую тряпицу. Иногда, при взгляде на закат (за последнее время Сото проспал все восходы, и виной тому была сама Повелительница Ночи в обличье прекрасной брюнетки), Мара доставал повязку и подолгу держал ее в руке, словно набирался от своего талисмана храбрости перед грядущим визитом в Божественную Цитадель. Сото никогда не любил закаты (провожать друга и встречать его – совершенно разные вещи), но сегодня они почему-то обрели для него притягательность. Хотя вполне возможно, что винить в этом следовало опять же Лисицу, безраздельная власть которой над Мара как раз и начиналась с той минуты, когда солнце скрывалось за горизонтом…
Проспав после безостановочного ночного бегства почти весь день, Сото проснулся вечером и первым делом подумал, что надо бы завязывать с выпивкой. Последние две недели это умозаключение каждый раз посещало его при пробуждении. Однако по вечерам, когда путники наконец-то позволяли себе расслабиться и передохнуть, никаких мыслей на тему трезвого образа жизни почему-то не возникало.
Лисицы вместе с ним под палаткой не оказалось. Каким-то образом девушке удалось освободиться из объятий друга и при этом не нарушить его чуткий сон. Но Сото уже привык к подобным ее выходкам и даже хотел попросить подругу научить его этим воистину «лисьим» штучкам. Начав обеспокоенно искать глазами ускользнувшую Лисицу, Мара заметил, что на стоянке отсутствовала примерно четверть банды вместе с самим Аспидом. Однако все байки пребывали на месте.
Впрочем, куда подевались их владельцы, загадки не составляло.
Жизнь в Марселе – городе, населенном рыболовами и рыботорговцами, – концентрировалась возле порта, и потому удаленные от побережья городские окраины днем будто вымирали. Так что пока не наступил вечер и окраинные улочки не наводнились пьяными рыбаками, байкеры решили пробежаться по лавкам да трактирам для того, чтобы выведать последние новости: кто знает, а вдруг туда, куда они направляются, соваться вовсе не следует. Непоседливая Лисица так же направилась в город вместе с товарищами.
Сото не испытывал желания появляться на людях, поэтому не стал догонять недавно ушедших байкеров. Вместо этого он отыскал возле костра недопитую бутылку шнапса и постарался привести себя в нормальное самочувствие. Нагревшийся от костра шнапс пробуждал в желудке рвотные позывы. Но прав оказался человек, который вывел заключение, что самое полезное лекарство всегда самое противное: карателю и впрямь полегчало, а в голове взамен боли воцарилась легкая безмятежность. Стараясь в полной мере насладиться ощущением, Мара оттащил свою дорожную постель к краю обрывистого склона пригорка, на котором они остановились, после чего разлегся поверх палатки, подложив под голову куртку.
Солнце катилось по краю небосклона, постепенно тускнея и обретая пурпурный оттенок. Гладь моря тянулась до горизонта и растворялась в туманной дымке, а по обе стороны холма возвышались каменистые отроги Альп. Море было отсюда достаточно далеко, поэтому до Сото не долетали шум прибоя и крики чаек, однако это ничуть не портило великолепие окружающего мира. Южное побережье Франции ненамного отличалось от восточного побережья Испании, и все-таки атмосфера здесь была уже другая: море, трава, раскаленные на солнце камни пахли иначе, чем в той же приморской Барселоне. Нет, «иначе» не в смысле «неприятно», а скорее в смысле «непривычно», поскольку воздух Марселя понравился карателю так же, как и воздух прекрасной Барселоны.
Сото расслабленно лежал на теплых камнях, с легким прищуром глядел в сторону моря и постепенно приходил к мнению, что есть все-таки и в закате своя неповторимая красота, поэтому не стоило относиться к нему раньше столь пренебрежительно. Красиво уйти – тоже своего рода искусство, и солнце владело им в совершенстве. Уйти красиво и с честью – разве не к этому стремился Сото все годы, что прожил с осознанием своего истинного предназначения? Вот еще одна причина, по которой солнце следует считать символом жизни человека, вставшего на воинский путь Предков из Страны восходящего солнца…
Сото заметил Лисицу, когда она уже почти взобралась на холм. Девушка возвращалась одна и в спешке. Такой взволнованной Мара не видел ее ни разу и потому сразу же ощутил в голове тревожный сигнал – товарищи в городе явно угодили в передрягу. Мгновенно придя в себя, каратель хотел было вскочить и броситься навстречу подруге, но она, не добежав до стоянки, внезапно перешла на шаг и вошла в лагерь совершенно спокойно, без предупреждающих криков. Разморенный на солнце Сото в недоумении следил за девушкой, стараясь определить причину столь поспешного ее возвращения.
Неожиданное появление Лисицы вызвало вполне обоснованное любопытство у слонявшихся по стоянке байкеров, но девушка лишь лениво отмахнулась от них, дав понять, что ничего экстраординарного не произошло. Но все же взгляд ее наполняла необъяснимая тревога, и направлен он был куда-то в сторону заката. И даже не являясь тонким знатоком психологии, можно было определить: девушку гложет не то печаль, не то сильное волнение. Но что так взволновало ее в городе, заставив бросить товарищей и вернуться?
Сото не двигался с места, надеясь, что Лисица сама подойдет к нему и все объяснит. Однако она, как нарочно, не приближалась к другу. Складывалось впечатление, что это он виноват в ее скверном настроении. Мара попытался вспомнить, чем он мог обидеть подругу, – не получилось. Да и что за странная обида, которая нахлынула на Лисицу почему-то именно в
