мешок, из которого сделал себе удобную котомку и переложил в нее молитвослов, Лексикон, словарь Кариона Истомина, кожаный мешочек и пистолет.
Так кончается вторая часть повести о приключениях Дангу.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. У ПОРОГА ЦИВИЛИЗАЦИИ
И РАЗЛУКА
Горячий оранжевый диск утреннего солнца, предвещая знойный день, уже поднялся над грядой серо-зеленых гор, амфитеатром окружавших Шринагар. Воздух был чист и прозрачен, позволяя ясно различать на фоне голубовато-белесого неба величественную цитадель Шир-Гари на вершине Гари-Парбат, обиталище наместника делийского падишаха в Кашмире субедара Мансур-хана. Напротив, на горе Тахт-и-Сулейман сияли белизной купол мечети Асмани-Масджид и ее стройные островерхие минареты. По склонам обеих гор там и сям прятались в густых, кудрявых зеленых садах постройки и дворцы, сбегавшие нестройными рядами вниз, к озеру Дал и быстротечному Джеламу, где словно рассматривали в воде свое отражение, дивясь его красоте.
На площади Чандни-чоук, выходившей одной стороной прямо к берегу Джелама и ограниченной с двух других рядами могучих развесистых чинар, уже кипел и бурлил Бори- Базар. Тимардар — смотритель базара уже собрал налог, полагавшийся городской казне, и продавцы, теснясь под красочными навесами и тентами, торговали всем, что можно было съесть, выпить, надеть или приобрести в собственность. Кругом высились горы свежих и сушеных фруктов и овощей, разносился аромат только что поджаренных пирожков — бхаджи, хлебцев с овощами — качори, дымился на медных подносах горячий рис — бирьяни, лежали стопками белые лепешки разных форм и размеров.
Не менее бойко шла купля-продажа всевозможных тканей, ковров, посуды, одежды, сбруи, пряностей, шафрана, шалей, всякой живности. Крики зазывал, звуки музыкальных инструментов, рев ишаков и верблюдов, пение дервишей, яркое разнообразие одеяний торговцев и покупателей — все перемешалось в невообразимую палитру цветов, запахов и звуков.
С левой стороны от главных ворот Буланд-Дарваза тянулся в два ряда саррафа-махалла — квартал ювелирных лавок. Здесь было гораздо меньше базарного шума, гама и толкотни. В этом тихом уголке покупатели не спеша выбирали товар.
Вот и сейчас ко второй лавке первого ряда подошли три человека, явные фаренги: юноша огромного роста, невысокий бородач средних лет и женщина — молодая и очень красивая, что сразу отметил хозяин лавки.
Еще в Сонамарге, на пути в Шринагар, Григорий познакомился с менялой местного базара, которому попытался продать маленький бриллиант, чтобы на вырученные деньги купить лошадей и товар для выгодной продажи где-нибудь в Индии. Он уже успел выяснить, что в Джайпуре, например, хорошо шел кашмирский шафран. Однако у менялы не нашлось денег, чтобы приобрести предложенный камень. Он долго вертел его и, цокая языком от изумления, что-то бормотал насчет того, что такая красота достойна быть в сокровищнице самого субедара Кашмира эмира Мансур-хана. Глаза менялы жадно блестели: он сразу смекнул, что простодушного фаренги можно будет легко надуть и сделать на этом хорошие деньги. Он объяснил Григорию, что глава их торговой общины купец Парвез имеет в Шринагаре большую ювелирную лавку и только у него найдется сумма, необходимая для покупки этого бриллианта. На том и порешили. Меняла написал записку для Парвеза и объяснил, как его найти.
Григория беспокоил минимум одежды у Дангу, да и сам он хотел бы одеться и обуться получше. Золотая монета и услуги хитрого льстивого менялы быстро сделали свое дело. Через полчаса Григорий щеголял в новом халате, штанах, мягких кожаных сапожках и войлочной гуджорской шапочке. Долго судили и рядили, как одеть Дангу, и наконец остановились на куртке — серапе голубого цвета без рукавов с пояском. Юноша нехотя напялил ее на себя, однако наотрез отказался надевать что-нибудь на ноги, оставшись босым. Дарья поменяла свой халат на новый.
Парвез сразу же обратил внимание на этих фаренги, как только они вошли в квартал ювелирных лавок, — слишком уж необычной и живописной была эта группа.
Григорий подошел к Парвезу и учтиво поклонился:
— Салам-алейкум! Дело у нас к тебе важное есть, мухтарам! — громко сказал он.
— Ва-алейкум-ас-салам! Да ниспошлет вам Аллах благополучие! Слушаю вас, — ответил Парвез.
— Мы из матушки России и находимся в услужении Белого Царя, Петра Алексеевича. Звать меня Григорий, а это Никита и Дарья. И вот записка для твоей милости при нас, — и Григорий протянул ювелиру сложенный листок бумаги.
Парвез раскрыл его, быстро пробежал глазами и, приветливо улыбнувшись, произнес:
— Ва-алейкум-ас-салам! Входите, пожалуйста! — и он сам поудобнее раскинул для них подушки на ковре внутри лавки.
Григорий и Дарья привычно расположились на подушках, скрестив ноги. Дангу попробовал сделать так же, но ему было неловко. Он вздохнул, слез с подушек и присел на корточки, как делали все кангми. Сразу стало удобно и хорошо. Дарья смешливо прыснула, глянув на него.
— Пострелка, чего ты, не след хихикать! — цыкнул Григорий на нее. — Слышь, Никитка! Эдак все бусурмане сидят. Да и ты вскорости привыкнешь.
Потом, обращаясь к ювелиру, продолжал:
— Мухтарам! Вот у нас что есть.
Он снял котомку с плеча, вынул из нее тряпицу и, осторожно развернув, вынул маленький бриллиант.
— Нам лошадей купить надобно и товару кой-какого. Сколько дашь за него?
Парвез осторожно взял камень, повертел в пальцах, затем посмотрел на свет, проверил на пробном брусочке и положил на маленькие весы. Взвесив, он еще раз внимательно осмотрел бриллиант и сказал:
— Сто тысяч рупий! — и он уставился на Григория черными глазами.
— Ух ты! Пресвятая Богородица! Зело много, на все хватит! — Семенов перекрестился.
Потом схватил за руки Дарью и Дангу.
— Слышали, дети мои? Сто тысяч! Все у нас таперича будет. Откроем дело. Будем торговать. А коли Господь расположит, — будет прибыток и домой махнем, а?
— Ой, как домой-то хочется, дядя Григорий, — радостно ответила Дарья.
— А где дом Дангу? — грустно спросил юноша.
— Дак в Москве все твои родичи проживают. А в Новгородчине имение твоего батюшки князя Боголюбова. Ладно, потом поговорим об этом, дети, — заключил Григорий.
Парвез ждал, вежливо наклонив голову, и не вмешивался в разговор гостей. А когда они замолчали, спросил Григория:
— Бабуджи согласен?
— Да, мухтарам!
Парвез удовлетворенно кивнул.
— Эй, Нанди! — Он повернулся к бордовой бархатной занавеске за своей спиной. Из-за полога высунулась бритая голова юноши-слуги. — Подай гостям фрукты.
Через несколько секунд бритоголовый юноша поставил перед русскими блюдо с виноградом и яблоками и неслышно исчез.
Гости принялись за угощение, а ювелир, прищурив глаза, внимательно посмотрел на
