Николас бережно развернул тряпицы, и оба, затаив дыхание, впились глазами в драгоценные камни. В колеблющемся неровном огне светильников большой бриллиант переливался яркими блестками, маленькими вспышками голубоватых молний, словно огромная звезда, внезапно упавшая с неба. Камень поменьше сверкал, словно спутник-луна, вспыхивая искорками отраженного от старшего собрата сияния.
— Чистейшей воды! Чистейшей воды! — забормотал Николас, взяв пальцами большой бриллиант и пробуя его на вес. — Будет, я думаю, каратов двести пятьдесят — триста.
— Я отродясь таких не видел, — ответил Джон. — Таких, наверное, нет и в короне нашего короля Георга.
— Ты думаешь, сколько он будет стоить? — спросил Николас.
— Сто тысяч фунтов!
— Дурак! Я немного имел дело с драгоценными камнями в Сандерленде, поставлял их. Понял, как? Так вот, у моего дружка была ювелирная лавка. И такое вот чудо, — он повертел бриллиантом перед носом Джона, — стоит не меньше миллиона фунтов, понял?
— Понял! — как автомат повторил Джон.
— Мы его продадим в Лондоне. У меня есть знакомые банкиры. А денежки пополам. У тебя будет пятьсот тысяч! Пятьсот тысяч! Ты можешь себе это представить, козел шотландский, а? Ты будешь богачом! А этого, — он повертел маленький бриллиант, — этого нам хватит, чтобы добраться до Англии, да еще и останется немало. Ловко? Давай еще по паре скотчей за такие деньги! — Он выпил разом, пошарил по дастар-хану, нашел кусочек лепешки, сунул в рот и продолжал мечтательно: — Куплю корабль с командой, набью его товаром и снова сюда, в Индию. Нравится мне здесь, хоть и жарко. А ты купи у себя в Шотландии землю с домом, разводи коров да овец, женись. Будешь добропорядочным семьянином.
— Хозяин! — хриплым от волнения голосом проговорил Джон. — Я ведь первым заметил мешок и забросил его в палатку. Я бы мог этого не делать, чтоб мне сдохнуть! Давай поделим так — тебе четыреста, а мне шестьсот. Это будет справедливо.
— Чего, чего? — грозно спросил, поднимаясь с места, Николас. — Ты что это говоришь?
Он неожиданно размахнулся и ударом в лицо опрокинул Джона на ковер. Это было нетрудно сделать, так как Джон был пьян и сидел не слишком устойчиво.
— Ах ты, эдинбургский ублюдок! И ты еще смеешь говорить! Да кто тебя спас от верной смерти в Джайпуре, как не я, вытащив из рук разъяренных сипаев, когда ты оказался замешанным в том мокром деле? Забыл? Падаль ты! — гремел Николас. — А ну как я заявлю об этом властям в Дели? А кто тебя взял в компанию? Ты не заслуживаешь и своей половины!
— Нет! Нет! Хозяин! — захныкал мгновенно протрезвевший Джон, размазывая по лицу кровь из разбитой губы. — Я сказал просто так, для смеха. Я пошутил, я… я… согласен на пятьсот тысяч!
— Ну то-то! Эти денежки надо еще получить. Убьем медведя — поделим шкуру. И не перечь мне. Получишь свое.
Он начал аккуратно заворачивать камни.
— Ладно, давай собираться. Надо выезжать. Арэ! Хозяин! — громко крикнул он.
Хозяин, видимо, был недалеко. Через несколько секунд дверь открылась, и он вошел, потирая руки и кланяясь.
— Чего хотят почтенные фаренги?
— Вот это с нас за постой и еду! — Николас небрежно кинул ему золотую монету в двадцать рупий.
Тот ловко поймал ее и поклонился:
— Спасибо! Да хранит тебя Аллах!
— Достаточно?
— Джи хан! Вполне, мухтарам!
— Лошади вычищены и накормлены?
— Джи хан! У одной мы подправили подковы. Фаренги будут довольны!
— Вот еще пять рупий!
— Спасибо! Да ниспошлет тебе Аллах счастье и богатство!
— Мы сейчас двинемся на перевал. Уже рассвет. Приведи лошадей!
— Как будет угодно фаренги! — И хозяин исчез.
Спустя некоторое время Кондрелл и Гибсон покинули караван-сарай и двинулись в сторону перевала. В это раннее утреннее время, когда небо на востоке только еще начало розоветь, падишахская дорога была совершенно пустынна. Петляя по густому сосново- пихтовому лесу между островками скал и пересекая заросшие цветами и травами марги — поляны, она незаметно поднималась все выше и выше, оставляя внизу подернутую туманом широкую Кашмирскую долину. Воздух, напоенный запахом хвои, был чист и прохладен. Застывшие в немом шествии ряды вершин все яснее вырисовывались на утреннем светлеющем небе. Лошади бодро взбирались по дороге, цокая копытами о камни и позвякивая сбруей. Ехать было легко и приятно. Каждый предавался своим приятным мечтам о прекрасном будущем. В воображении Джона рисовался огромный двухэтажный дом с массой пристроек и обширным двором где-нибудь около Думбартона и хороший кусок земли под рожь. И насчет жениться надо подумать. Бродяжничать чертовски надоело. А самая большая мечта — открыть игорный дом. Теперь это можно будет сделать. У-х-х! Он даже зажмурился от удовольствия.
Николас мысленно во всех подробностях представлял корабль, который он выберет из продающихся в гавани Саутгемптона, потом наймет команду и… тут его мысли переключились на Джона: «Пожалуй, не стоит его оставлять в компаньонах, труслив, глуп… но здесь в Индии он мне пока нужен… а потом, потом… Да там видно будет…»
Он хмыкнул, натянул поводья лошади, поравнялся с шотландцем и, похлопывая его по плечу и изобразив улыбку, проговорил:
— Стой-ка, дружище! У меня в подсумке осталось еще немного виски. Давай хлебнем!
Джон, осклабясь, согласно кивнул. Они остановили лошадей под сенью огромной пихты. Николас вытащил бутылку, открыл, отпил и передал Джону:
— Вот! Твоя половина! Я ведь справедливо поступаю. — Он хихикнул и вытер рот рукавом. Его переполняли радостные чувства, и он запел хриплым голосом:
Джон выпил остаток, крякнул, размахнулся и швырнул пустую бутылку в кусты. Нагнул голову набок, слушая, как поет Николас, и потихоньку начал ему подпевать:
Громко выкрикнув последние слова, они привстали на стременах и обняли друг друга.
Но тут произошло что-то непонятное. Дружеские объятия оказались разорваны другими, куда более жесткими. В следующий миг компаньоны почувствовали, как чьи-то железные руки потащили их с лошадей. Уже лежа на земле лицом вниз, рядом с Джоном, Николас успел заметить краем глаза, совершенно обалдев от неожиданности, что над ними возвышался голый, как ему показалось, человек гигантского роста. Великан молча наступил ногой на спину Николаса так, что у того затрещали кости и перехватило дыхание, и сорвал с его плеча
