правильный прямоугольник размерами полтора на три километра. Погрешность присутствовала на прибрежной части площадки, где необходимо было учитывать капризное поведение подтопляемых почв, в то же время как можно теснее прижимаясь к восстанавливаемой Верхотурской ГЭС.
Рассматривая ограждение, я не мог не обратить внимание на косой сетчатый рисунок поверхности плит и торчащие из них металлические проушины. Так что, когда Томми сказал, что забор строится из разбираемой неподалёку «бетонки», мне оставалось лишь понимающе покивать головой. Бетонное покрытие дорог было одним из самых дешёвых, поэтому его широко применяли в таких отдалённых районах. Наковырять плит на девять километров протяжённости забора оказалось совсем несложно, но вот доставка их на площадку оказалась делом крайне хлопотным и затратным. Хотя в целом, такое развитие событий было очень благоприятным, так как позволяло быстро развернуть полномасштабное строительство в соответствии со всеми планами.
Томми много и с упоением говорил о том, что территория в четыре с половиной квадратных километра – не более чем минимальная площадка для строительства самых необходимых объектов.
«В будущем границы города будут постоянно раздвигаться. Уже через пару лет мы поглотим Верхотурье, так что к этой осени там нужно будет разворачивать обеззараживание и травлю паразитов. Городские экспедиции уже получили задание на захват всей нужной химии», – добавил он. А затем помолчал и продолжил серьёзным голосом:
«Сначала мы думали, что Верхотурье, как и многие маленькие города без канализационной системы, пал жертвой эпидемий. Здесь действительно был обычный, средних размеров рассадник дряни, куда без ОЗК лучше не соваться. Но город вымер не от заразы и не из-за проблем с продовольствием. Я сам ходил туда несколько раз и могу сказать, что люди погибли, во-первых, одномоментно, а во-вторых, быстро. В домах была еда и всё, что нужно для жизни, а человеческие останки больше лежали на кроватях или на диванах. То есть, они успели почувствовать себя плохо, и этот момент продлился совсем недолго, понимаешь? Очень много тел было в больничном коридоре. Да, я специально нашёл больницу, и все догадки подтвердились. Хочешь знать, какие? Ты никогда не задумывался, почему нам так гладенько удалось завладеть железной дорогой? Почему на отрезке пути в пятьсот километров, от самого Челяба, мы ни разу не встретили сопротивления? Куда подевались все люди? Больше десятка крупных посёлков, и все они мертвы… Везде та же картинка, что и в Верхотурье, то есть ни эпидемией, ни войнами ни природными катаклизмами объяснить случившееся не получается. Как будто сама Смерть вот так взяла и прогулялась на север от Челябинска, до самой Туры, а может и дальше.
И тогда мне стало интересно, я начал копать информацию, в архивах открытых источников. Сам ведь знаешь – Урал ещё со времен Союза просто битком набит стратегическими силами. Начиная от частей РВСН и заканчивая хранилищами химического оружия. В общем, одно такое хранилище, позже перепрофилированное или, скорее, замаскированное под завод по уничтожению этого самого химического оружия нашлось аккурат под Челябинском. В полусотне километров к востоку… И какое хранилище! Больше пяти тысяч тонн зарина и VR, тринадцать процентов всего потенциала СССР! Даже если завод не филонил и реально уничтожил большую часть запаса, оставшегося уверенно хватало для того, чтобы зачистить сотни и сотни квадратных километров.
Объект этот достаточно крупный, хорошо выделяющийся на фоне всего окружения. Я уверен, что при выжигании Челябинска завод тоже могли уничтожить – считай, за компанию. А ещё я абсолютно уверен, что в тот день… двадцать третьего декабря две тысячи двенадцатого года над всем Уралом дул сильный южный ветер.
Военные отравляющие газы быстро распадаются, в этом их суть. Уже через пару месяцев от них тут и следа не осталось. Года через три восстановился животный мир. Растения вообще не заметили эту напасть, их нервно-паралитические субстанции не берут. А вот люди исчезли быстро и полностью. Так что здесь у нас ни врагов, ни союзников – никого нет. Остаётся лишь одно – колонизировать эти земли практически с нуля. Как снять людей с насиженных старых мест? Да как это всегда и делалось: налоговое послабление, увеличение помощи, содействие при переезде. Ну и близость к нашей твердыне, знаешь ли, дорогого стоит. Уверен, что вскоре от желающих отбоя не будет. Особенно когда электричество появится».
Обед оказался чудо как хорош для временного лагеря на краю стройплощадки: крупный жареный судачок, пшеничная каша, рагу из весенних овощей и кофе из цикория. Рыба – единственный пока еще непривозной продукт – водилась здесь в изобилии и подавалась к столу три раза в день. Как мне рассказали, перегородив сетью Актай в самом узком месте, где он впадает в Туру, можно было за ночь поймать столько рыбы, что её хватало на несколько дней пропитания. Больше проблем было с тем, чтобы её вытащить, почистить и приготовить. Немалая часть улова погибала, не дождавшись свидания с солдатской тарелкой.
Посуда вообще вся была одинаковой, из одной партии. Лёгкие миски и кружки, штампованные из тоненького металлического листа были очень неустойчивыми, обжигали руки и начинали ржаветь в местах скола покрытия. Но при этом, они чудесно составлялись в стопки, почти ничего не весили, и, что мне особенно понравилось, создавали особую атмосферу единства. Когда командующий питается такими же нехитрыми блюдами из покрывшейся пятнышками ржавчины плошки, что и солдат, это сближает. Создаёт правильный моральный климат. Так поступали едва ли не все великие военачальники, кто не спешил возвыситься за счёт мелкого комфорта, но сосредоточивался на важных делах. Приятно становиться в один ряд с такими личностями, как: Александр Македонский, Суворов, Наполеон, Фидель Кастро… Других имён сразу и не назову, но помню, что их ещё очень и очень много.
Впрочем, обедали мы в отдельной офицерской палатке. Да, именно так она и называлась, хотя никакого табеля о рангах ещё не существовало, но деление на рядовой состав, офицеров и генералов уже наметилось вполне чётко. Наши вооруженные силы росли, крепли и более своим устройством напоминали нормальную полноценную армию. Деление на автономные отряды под предводительством своенравных атаманов закладывало в рядах единой армии вроде как трещинки, которые со временем могли раздаться вширь, да и просто отдавало некой старинной неполноценностью. Ликвидировать такую структуру сразу и решительно было глупо, слишком уж многие бойцы разных рангов могли воспринять идею в штыки и поднять ропот, а потому мы позволили этой реформе проходить тихо и спокойно, естественным образом. Конечно же, мягко направляя ход этого процесса в нужном направлении. Любые конфликты старательно локализовались и подавлялись в зародыше, не преступая границ обычной бытовой ссоры между равными людьми. Вытравить из человеческого сознания деление людей на «своих» и «не своих» полностью невозможно – так уж мы устроены, но пока все атаманы полностью лояльны к Томми, серьёзных проблем ждать не приходилось.
На первый взгляд всё выглядело вполне спокойно и оптимистично. На второй взгляд – тоже… Но у меня росло нехорошее предчувствие, которым я никогда ни с кем не делился, потому что не мог описать его суть даже самому себе. Но, услышав о том, что в ближайшее время мы можем не опасаться никакой внешней угрозы, я, наконец, понял одну вещь.
– Значит, крупных баталий в обозримом будущем не планируется?
– Я думаю, бои скоро вообще прекратятся, – заметил Томми, отделяя от жареной рыбины спинку и отправляя её в рот, – если ты имеешь ввиду людей, конечно.
– Ну да, я о них. А чего серожопых-то бояться, мы со своей стороны калитку притворили наглухо.
