– Водички хочешь? – спросил Томми. Не дождавшись ответа, он сам вложил стакан в руку пленника, расстегнул ремешок на его запястье и сам сел напротив – Я Томми, командор Солиса.
– Раукан, чатзом штурмового отряда – ответил пленник. – Что это, еще одно снадобье правды?
– Нет, обычная вода. Могу выпить первый глоток, если боишься.
– Цул’ат – фыркнул Раукан и медленными глотками осушил стакан до дна. – Тот самый Томми?
– Именно он. Ну как, полегче стало? Продолжаем разговор?
– А у меня есть выбор?
– Нет, просто учтивая форма общения. Я бы с удовольствием послушал историю о вашей высадке у Баотоу.
– Не буду об этом говорить.
– Да брось, мы и так всё знаем. Там кроме шахт ничего интересного нет. Можешь считать, что находимся в кругу товарищей. Ведь часто пересекаемся. Просто так сложилось, что видим друг друга всё больше через прицел. С друзьями и сослуживцами бывают склоки, интриги всякие… Сплошная муть. А враг всегда конкретен и понятен. В жизни иногда случается так, что ближе врага друга нет. Всё это противостояние – не более чем большая игра, так ведь?
– Ты мне не враг. Ты – недоразумение, которое должно быть уничтожено. Врагом может быть только равный.
– Да брось, Раукан. Неужели наша война не показывает, насколько мы равны?
– Это ненадолго. Вскоре вы будете повергнуты в шок, когда увидите наши новые…ммм… – Тонкан скривился – Вы никогда не будете равны нам, грязнули.
– Как жаль, что ты не замечаешь очевидного. Что это, пропаганда? Впрочем, неважно. Лучше расскажи, откуда такое презрение. Я давно хотел задать этот вопрос, но возможность, как видишь, представилась только сейчас.
Раукан подкатил глаза и поставил стакан на стол:
– Вы ведь сами всё давно знаете. К чему лишние вопросы?
– Знаем?
– Да. У вас работал человек, который был достаточно умен и бесстрашен, чтобы увидеть правду. Может быть, потому что он не был воином, не думал только о том, что есть враг, которого нужно убить, потому что приказали.
Муха дернулся в своем кресле, отчего оно скрипнуло. Кто-то, стоявший за моим плечом, от волнения зашмыгал носом. Томми и ухом не повел:
– Шепард небось?
– Да. Кажется, так его звали.
– И что, теперь вместе работаете?
– Нет. Узнали всё, что он хотел рассказать, остальное узнали под пыткам. И казнили.
– Странный поступок. Из него мог выйти полезный союзник.
– Нет, не мог. Он очень глупо поступил, когда пытался взорвать врата, и не сделал это наверняка. Никто и никогда ему больше не поверит. Ваши люди его знают и не проглотят ни одну уловку с его участием. Остальные земляне … с остальными не нужны уловки, мы их уничтожаем или порабощаем в любых количествах безо всяких проблем.
– Но вы могли использовать его как советника, консультанта.
– Предатель есть предатель. Если он уже отвернулся от вас, от своих собратьев – то с чего нам ожидать от него верности? Перебежчики полезны, только в меру. Беседы, допросы, пытки. Дальше казнь. Только в такой последовательности. Неужели вы поступаете с чужими предателями иначе?
– У нас всё по ситуации. Как с тобой, например. Шепарда сам пытал?
– Нет, не я. Слишком важная персона, даже после всех добровольных рассказов. А что? Никак, хочешь узнать, что именно он выболтал?
– Что он рассказал, мы и так знаем. Уделили внимание всем данным, с которыми он работал, приняли необходимые меры. Слышал, сюрпризы с минированными складами скрасили ваши боевые будни. Мне больше интересно, какого мнения о посланниках неба он был, когда с него снимали кожу.
– Это не интересно. Все вы под пытками одинаково визжите и ругаетесь, когда больше не можете сказать ничего полезного. Попадаются крепкие земляне, которые молчат или улыбаются. Таких мы уважаем – добиваем раньше. Но в основном всё однообразно и скучно.
– Ты не любишь пытки? Тогда зачем проводишь их?
– Не притворяйся глупее, чем ты есть, обезьянка. Экзекутору, которому удалось добыть важные сведения, полагаются хорошие премии и ходатайства о повышении. Здесь не нужно любить свое дело, достаточно уметь хорошо его делать. Для вас это так непривычно, так странно – действовать без страсти, да?
– Раукан, советую прекратить называть меня обезъянкой. Тебе это не делает чести. А я и разозлиться могу.
– Ты мне говоришь о чести? Понимаешь ли ты, насколько это смешно? Заботит ли вас мнение грызунов и тараканы, когда вы их травите? Вы очень плохо слушали этого михбакул Шепарда, когда имели такую возможность!
Я вовсю глазел на Томми, всматривался в его лицо и никак не мог разгадать его поведения. Он одновременно был похож на себя самого и в то же время как-то странно ускользал. Слова, интонации, движения следовали вне обычной последовательности. Он вел некую игру, причем делал это расчетливо и уверенно. При этом заметить неестественность мог только тот, кто давно его знал.
Пришелец наверняка наблюдал недалекого манерного человека, который пытался своей непринужденной уверенностью показать, кто здесь хозяин. То ли всему виной было его астрономическое высокомерие, то ли химикаты в крови: Раукан позволял Томми управлять настроением разговора, послушно следуя за ним, как крыса за Крысоловом. Только вот куда именно? До чертиков интересно. Будем надеяться, всё получится.
Пленник опять распалился, и начал кричать, ошибаясь в построении фраз. Угол освещения позволял очень хорошо наблюдать срывающиеся с его губ мелкие капельки слюны:
– Вы так до сих пор ничего и не поняли! Вы, тупиковая ветвь эксперимента, плесень в пробирке, думаете себя равными нам? Вы, которые за два десятка тысячелетий только и научились, что убивать друг друга и превращать окружающий мир в дерьмо! У вас было столько возможностей научиться мозгов! Мы достигли величайшего государства, какое только знала галактика именно потому, что постоянно учились у всего, что нас окружало! Мы можем учиться молчанию у пустоты, скорости у мысли, решительности у ветра! Мы готовы были учиться даже у такого дерьма как вы, но вы оказались еще гораздо хуже дерьма, все эти много раз! Вы назвали свою планету грязью и дальше только и делали, что гадили под себя! Сравнивать вас с животными – значит осквернять животных, вы понимаете?
Выслушивая поток брани, Томми только кривился. Однако затем неожиданно поднял ногу и с такой силой пнул стол, что тот отлетел, ударив Раукана в грудь. Тот потерял дыхание, засипел и скрючился, насколько это позволяли ремни. Томми поднялся, обошел стол и нанес два сильнейших удара в лицо пленника – слева и справа. Затем изготовился для удара ногой и несколько секунд будто размышлял, бить или нет. Пнув ботинком пленника в грудь, он наклонился к Раукану и тихо отчетливо произнес «Не нужно так говорить». Затем вернулся к своему стулу.
