грубыми. Никаких украшений, если не считать красных кантов на воротниках, иолах и рукавах. Мужчины были все в одинаковых штанах и рубахах. Женщины — в одинаковых платьях. На ногах у тех, и других были деревянные сандалии. За спинами у всех были плетеные кузова разного размера, в зависимости от роста и сложения каждого. Несмотря на нищету, эти люди улыбались. Они увидели Копана и замахали ему руками. Он остановился.
Первым к нему подбежал мальчик, второй — девочка. Девочка остановилась в отдалении и засунула палец в рот, а мальчик дотронулся до его пояса и принялся щупать его. Конану это не понравилось — пояс хоть и был из грубой свиной кожи и весьма потертый, но в нем содержалось немалое достояние — сто серебряных монет. Конан легонько, но настойчиво отстранил назойливого маленького крестьянина.
— Феляска, не трогай дядю! — закричала женщина.
— Правильно мама говорит, — заявил Конан. — Не трогай.
Девочка вынула палец изо рта и подтвердила:
— Не трогай, Феляска!
Мальчик неохотно отошел. Разочарование читалось на его лице. Но когда он заметил неподалеку втоптанную в землю лепешку, разочарование сменилось радостью. Он ткнул девочку в бок, и они вместе бросились к лепешке.
— Мы идем в город, господин, — сообщил старый крестьянин, подходя к Конану и кланяясь. Улыбка держалась на его лице, как приклеенная.
— Для чего? — удивился киммериец. — Город пуст.
Крестьянин продолжал улыбаться..
— Мы идем в город, чтобы продать орехи, сушеные ягоды, шкурки белок и кротов, игрушки для детей и масло, — продолжал он, не поняв Конана. — Мы хотим купить на вырученные деньги чай, муку, вино, одежду и лакомства. Мы очень спешим, господин.
Конан покачал головой.
— Город пуст, — повторил он. — Никого из живых людей там не осталось. Демоны вырвались из преисподней, и богиня не смогла защитить город.
Лица крестьян стали вытягиваться. Слова человека из города медленно доходили до их рассудка, который хоть и был неповоротлив, но все же работал исправно.
Одна из молодых женщин вдруг тоненько завопила. По ее лицу потекли слезы. За ней зарыдали и другие женщины. Вопль подхватили дети, и через несколько мгновений он стал оглушительным и заметался меж холмов.
Вопль прекратился так же внезапно, как начался. Зато крестьяне, все как один, повалились на колени, уперлись лицами в землю и стали стенать.
Старик, говоривший с Конаном, поднял к небу лицо и сказал:
— Ты оставил нас, Упеллури. Ты покинул своих бедных рабов. Теперь нам будет плохо. Наши животы будут пусты. Мы умрем, умрем. Наши животы будут пусты!
— Успокойся, — сказал Конан. — По дороге вы найдете много брошенных вещей. Много лепешек, конфет, мешков с мукой, много полных кувшинов, если поискать. Ищите и найдете. Причем, все это не за плату. Смерть от голода точно вам не грозит.
— Ты говоришь правду? — спросил старик.
— Можешь быть уверен! Кстати, не найдется ли у вас немного хорошего, крепкого пива? Я заплачу. — Конан порылся за пазухой и достал несколько круглых медных денег с дыркой посередине.
— Да, господин, мы найдем для вас пиво! — Старик вскочил. — Мы давно увидели вас на этой дороге…
— А вы что-нибудь видели здесь до меня?
— Много-много людей. Сначала прошли люди с оружием и очень-очень красивыми носилками. Затем пошли люди попроще — и наконец появились вы. Мы не решались выйти на дорогу раньше. Тут было очень много народу. Они все кричали друг на друга и иногда дрались. А вы шли спокойный, вам мы доверились, господин. Не откажите, выпейте нашего пива.
Конан спрятал монеты обратно, потом достал одну и протянул старику. Его ладонь мгновенно раскрылась, приняла монету и закрылась.
Женщина, молодая, но некрасивая — с сутулой спиной и плоской грудью — подбежала к киммерийцу и опустилась перед ним на колени, наклонив голову, так что волосы ее коснулись земли.
Старик сунул руку в кузов женщины и выудил оттуда кожаный сосуд с пробкой. Конан выхватил сосуд из рук старика, выдернул пробку и припал к горлышку.
Пиво было отвратительным. Худшего Конан еще не пил. Одной медной монеты было достаточно за это пиво и сосуд вместе взятые.
— Кстати, по поводу красивых носилок… Сколько их было? — спросил Копан.
— Двое, — ответил старик.
— А кто, говорите, сопровождал их? Воины в остроконечных шлемах?
— Да, да! Они были с бородами и очень вкусно пахли! — вмешался мальчик, доевший найденную на дороге лепешку. — Я следил за ними вон из тех кустов. Один даже посмотрел в мою сторону и собрался выстрелить из лука, а я испугался. А он…
Старик строго посмотрел на мальчика, и ребенок счел за лучшее умолкнуть и отойти к остальным. Женщина, к которой он приблизился, дала ему звонкий подзатыльник, но мальчик не издал ни звука.
— Куда ведет эта дорога? — спросил Конан.
— В горах, в дне пути отсюда, есть древний замок, — ответил старик. — Он наполовину уходит в скалу. Это ужасный замок. В нем творятся ужасные дела. Говорят, демоны воздуха привезли его на облаке и стали затаскивать в скалу, но тут пропел петух, и демоны исчезли и больше не возвращались, а замок так и остался наполовину в скале. Не ходите туда, господин. Вы один, вас могут убить! Там живет только смерть.
Конан сплюнул через локоть, чтобы снять словесный наговор.
— Это мы посмотрим. Да и к тому же вы сами сказали, что туда пошли люди с красивыми носилками.
— О, господин! — заговорила женщина у ног Конана. — Мы думаем, что это не люди. Это наваждение демонов.
Крестьяне пошли своей дорогой, Конан — своей. Ночью он добрался до плато, на котором стоял замок.
* * *
Мертвенный лунный свет ложился на плато, усеянное камнями. Холодные черные тени выглядели, как провалы в преисподнюю. Замок торчал из скалы на краю плато, словно наполовину затонувший корабль. Три высокие башни вздымались в небо. Стены скрывались во мгле. Узкие бойницы, которых было не больше десятка, освещались изнутри неверным светом открытого пламени.
Конан ступал осторожно, стараясь не издавать ни звука. Тени облаков бежали по плато, как зайцы. Изредка было слышно шуршание, потрескивание, странные щелчки.
Конан хорошо знал, что означают эти звуки. То были удары бегущих по земле больших лап. Он вступил в тень большого камня и затаился. Глаза, красные глаза качались во тьме. Пять волков шли по следу киммерийца.
Конан не боялся их зубов, когда с ним был его верный меч. Но он опасался громких и легко определимых звуков…
Он собирался застать воинов-предателей врасплох, и шум битвы с волками был ему сейчас ни к чему.
Конан поднял голову вверх и завыл. Тоскливо, протяжно. Красные глаза остановились. Звери были в недоумении. Они видели перед собой человека и пах он как человек, но их уши слышали, что это волк.
Конан бросился вперед и одним ударом перерезал горло ближайшему волку. Остальные поджали хвосты и бросились наутек. Трусливые волки водились здесь, в горах.
* * *
Конан подобрался к стене. Замок был древним, очень древним… Копан ничуть не удивился бы, если бы история, рассказанная старым крестьянином, оказалась правдой. Камни, из которых была сложена стена, много веков крошились под воздействием ветра и дождей, и щелей для спокойного подъема опытного горца имелось здесь предостаточно.
Конан прикрепил ножны за спиной, вытащил маленькие ножи и принялся тихо карабкаться по стене. Добравшись до освещенной изнутри бойницы, он остановился.
— Он же не дурак, чтобы шляться в горах ночью. Здесь же волков, как вшей! Слышал, как воют? Да и услышали бы мы, если бы он появился, — говорил голос внутри замка.
— Тебе-то что? — отозвался другой. — Тебе сказали — «следи», ты и следи. Думать — это не паша забота. Тебе что, охота думать?
— Что я дурак, что ли? — обиделся первый. — Ты чего говоришь?
— Ну так и сиди… — заметил второй. — Сиди и смотри на это дурацкое окно. А утром нам обещали пожрать… Ты любишь пожрать?
— А как же! Не дурак!
Судя по речам, воины были заняты больше разговором, чем слежкой, и Конан заглянул в бойницу. Он не ошибся. Воины даже не смотрели в сторону бойницы. Вместо того, чтобы держать руки на рукоятях
