'Они захватили храм', - сказал Кил'джеден, - 'но они не нашли там мою добычу'.
Голос Кил'джедена был медоточив как всегда, но хвост его недовольно хлестал, и Гул'дан сжался от страха.
'Должно быть, Велен Предатель проведал о готовящейся атаке', - сказал Гул'дан. - 'Его ведь, все-таки, зовут 'пророком'.
Кил'джеден дернул массивной головой, и Гул'дан силой воли заставил себя не содрогнуться. Затем Кил'джеден медленно кивнул.
'Ты прав', - вымолвил он. - 'Будь он глупым и недалеким врагом, я бы его обнаружил сейчас там'.
Дыхание вновь вернулось к Гул'дану. Часть его отчаянно жаждала спросить, что такого сделал Велен одному из своего рода, в чем Гул'дан был уверен, раз навлек на себя столь яростную ненависть. Но Гул'дану хватило ума промолчать. Он сможет продолжать жить, даже не внимая в суть этого интересующего его вопроса.
'Теперь, когда храм пал пред нами, о Великий, выжившие несомненно умчались в город. Они будут там, думая, что пребывают в безопасности, но на самом деле они в ловушке'.
Кил'джеден клацнул своими алыми пальцами и улыбнулся. 'Да', - сказал он. - 'Да. Храм будет твоим. Чернорукий вполне комфортно устроился в Цитадели. Но перед тем, как ты прикажешь своим маленьким марионеткам атаковать оплот дренеи, я хочу сделать им... маленький подарок'.
Нер'зул терпеливо ждал, когда Гул'дан закончил. Он глядел из-под прикрытых век, как тот строчил одно письмо за другим, вымазывая чернилами свои короткие пальцы, и ими же отправляя себе в рот кусочки фруктов или ломтики мяса. Это наверняка важные письма; обычно Гул'дан заставлял писать распоряжения своих писцов.
Храм был... очищен, именно это слово использовал Гул'дан. Жрецы, которым хватило доблести или глупости противостоять волне орков, были безжалостно убиты, быстро и умело. Нер'зул слышал, что тела их осквернили, и осознал, что при мысли ей ему сделалось дурно, а, стало быть, сострадание еще не покинуло его. От этих оскверненных тел давно уж избавились, ровно как и от их священных вещиц. Большая часть храма пустовала, ибо Совет не нуждался в таком пространстве. Некоторые элементы стенных украшений были приспособлены под нужды Совета. Они просто сорвали и убрали подальше, заменив темными, резкими декорациями, которые все чаще ассоциировались с Ордой. Здание в целом переименовали в Черный Храм, а жрецов и пророков ныне заменили лжецы и предатели. И, как горько решил для себя Нер'зул, он и сам входил в число последних.
Наконец Гул'дан закончил. Он присыпал чернила порошком, чтобы не было отпечатков, и откинулся в кресле. На своего бывшего учителя он взглянул с плохо скрытым отвращением.
'Напиши места назначения и отнеси их курьерам. И побыстрее'.
Нер'зул склонил голову. Он все еще не мог заставить себя кланяться зарвавшемуся ученику, а Гул'дан, прекрасно сознавая, сколь сломлен Нер'зул, и не настаивал. Он занял кресло, которое оставил Гул'дан, и, когда тяжелая поступь последнего затихла вдали, немедленно начал читать.
Конечно, Гул'дан предполагал, что он прочтет письма. В них не было ничего такого, о чем Нер'зул бы не знал. Он присутствовал на всех собраниях Теневого Совета, хоть и вынужден был сидеть на холодном полу Черного Храма, а не за огромным каменным столом, вокруг которого собирались власть имущие. Он не знал, почему ему разрешали присутствовать, знал лишь, что у Кил'джедена была на то причина. Будь оно не так, Гул'дан бы наверняка уже избавился бы от него.
Взглядом он пробежал несколько строк и почувствовал накатившую дурноту. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, как муха, попавшая в липкий сок, текущий по стволам деревьев олемба. Точнее, тек раньше. Он слышал, что деревья, дававшие сладкий нектар, были или срублены, а древесина их пошла на оружие, или умирали. Нер'зул отмел сии картины и начал собирать послания, когда взгляд его упал на неиспользованные листы пергамента, полную чернильницу и перо.
Мысль была столь невозможна, что сердце его замерло на мгновение.
Быстро он огляделся по сторонам. Он был совершенно один, и не было причины, по которой Гул'дан должен был вернуться. Гул'дан, Кил'джеден, Совет... все считали его сломленным, безвредным как древний, беззубый волк, греющий свои кости у костра, пока наконец не соскользнет в смертный сон. И они были почти что правы.
Почти что.
Нер'зул примирился с тем фактом, что власть у него отобрали. Власть его, но не его волю. Будь и она отобрана, он не смог бы противостоять Кил'джедену вовсе. Нер'зул не мог действовать открыто, но мог связаться с тем, кому это по силам.
Пальцы его дрожали, когда он взял в руки лист пергамента. Он был вынужден помедлить какое-то время и успокоиться перед тем, как приступить к делу. Наконец, он написал краткое послание, присыпал чернила и свернул лист в трубочку.
У волка не было зубов. Но волк не забыл еще, как сражаться.
Опять приказы выдвигаться. Дуротану все это до смерти надоело. Передышек больше не было, одни сражения, починка доспехов, поедание все более жесткого меса, сон на земле и новые сражения. Прошли времена битья в барабаны, праздненств, смеха и ритуалов. Правильный треугольник Горы Духов на горизонте был замещен темным, запретным видением шпиля, из которого иногда вырывался черный дым. Поговаривали, что в недрах горы спит какое-то существо, и однажды оно пробудится. Дуротан не знал больше, чему верить.
Когда подъехал курьер, Дуротан принял послание и пробежал его уставшими глазами. Глаза эти расширились в процессе чтения, и, когда он закончил, весь взмок и дрожал. Он огляделся, гадая, не мог ли кто заглянуть в письмо, пока он его читал. Орки бродили вокруг, пыль покрывала их загрубевшую, омертвевшую кожу и покрытые вмятинами доспехи. Никто и не бросил в его сторону заинтересованного взгляда.
Он поспешил к Драке, единственной во всем мире, с которой смел поделиться сведениями. Глаза ее также расширились, когда она читала письмо.
'Кто еще об этом знает?' - тихо спросила она, пытаясь не отразить эмоций на лице.
'Лишь ты', - так же тихо отвечал он.
'Ты скажешь Оргриму?'
Дуротан покачал головой. Боль пронзила сердце. 'Я не посмею. Он связан клятвой рассказать Чернорукому'.
'Ты думаешь, Чернорукий знает об этом?' Дуротан пожал плечами. 'Я не знаю, кто что знает. Я знаю лишь, что должен защищать свой народ. Так я и поступлю'.
Драка долго и сурово глядела на него. 'Если мы всем кланом откажемся сделать это... мы привлечем к себе внимание. Ты рискуешь быть наказанным. Возможно, изгнанием или смертью'.
Дуротан указал пальцем на письмо. 'Любой из этих исходов лучше, чем тот, что произойдет, если мы подчинимся. Нет. Я поклялся защищать свой клан. Я не позволю...'
Слишком поздно он осознал, что повысил голос и кое-кто начал оборачиваться в его сторону. 'Я не позволю, чтобы с ними это случилось'.
Глаза Драки наполнились слезами и она крепко сжала его руку. Ногти его вонзились в его плоть. 'Вот почему', - горячо молвила она, - 'я и стала твоей женой. Я так горда
