Пока Леон брел вслед за юношей к ручью, он ощущал озноб — и не только от наступившей ночной прохлады. Небо испускало остатки света, заставляя воду вспыхивать прохладным серебром. Оттого было хорошо видно, что темная фигура лежит у воды ничком, раскинув руки. Леон, сжав зубы, дотронулся до остывающего тела.
— О господи! — пробормотал он.
Чужое, неприютное пространство насмешливо глядело сотней враждебных глаз.
Казалось, Айльфа ничем нельзя было пробрать — он деловито осмотрел труп, потом обернулся и поглядел на Леона непроницаемыми в темноте глазами.
— Лихо с ним расправились, — заметил он.
— Убит? — все еще не хотел верить Леон.
— А вы как думали? Сам себя так уделал? Грабители, сударь, точно грабители. Они и скотину свели.
— Разбойники? — удивился Леон. Слова «лесные разбойники» ассоциировались у него с Вальтером Скоттом и звучали как-то ненатурально. Он представил себе щеголеватых типов, вырядившихся в зеленое, с луками и колчанами за плечами. Айльф, который Вальтера Скотта не читал, серьезно кивнул.
— Сам-то я с разбойниками сроду не встречался, но раньше в этих лесах и впрямь пошаливали… Ежели поднялись люди с насиженного места — куда им деваться? Не с голоду же помирать. Вот они и промышляют помаленьку. Скотину свели, женщин небось тоже увели… А этого похоронить бы надо. Сейчас, сударь, одеяло возьму, мы его и перенесем.
— Перенесем? Куда?
— Ну, не у воды же хоронить… Там, за домом.
Он уже направился в дом, когда Леон окликнул его:
— Ты это… Сорейль не говори… не беспокой… Айльф неопределенно хмыкнул.
— Ладно. А только что бы ей сделалось?
Леон остался стоять рядом с мертвым телом. Ему было не по себе — насильственная смерть для него, не имеющего богатого полевого опыта, все еще казалась чем-то из ряда вон выходящим. «Будь он проклят, этот запрет на оружие, — подумал он, — мы же совершенно беззащитны. Этнограф, мать его так, мальчишка придурковатый и девушка… тоже не в себе. Подобралась компания! Господи, еще неделю назад все было так хорошо, так спокойно… Сидели в тепле, в безопасности, дожидались Второй Комплексной. Нет, прав был Берг, прав — нельзя им сочувствовать, нельзя отзываться на просьбы… вот оно боком и выходит».
Айльф вынырнул из тьмы, точно блуждающий огонек. Он нес фонарь, а заодно ухитрился прихватить лопату и грубую холстину. Казалось, что вдоль ручья бредет не человек, а горный дух.
— Вот и я, сударь, — бодро сказал он. Похоже было, что страх уже покинул его, наподобие того, как стекает вода с гладкого оперенья утки. — Упакуем беднягу, что ли?
…Айльф деловито налегал на лопату. Леон поднял повыше фонарь, чувствуя себя совсем бесполезным и стараясь не наступить на туго спеленутое холстиной тело. Наконец Айльф решил, что глубина получилась достаточная.
— Взяли, сударь, — сказал он.
Тело легло в сырую яму. Айльф вновь взялся за лопату.
— Отдыхай, пока не позовут, — сказал он.
Леон так и не понял, были ли это обрядовые слова прощания или импровизация.
— А если они вернутся? — спросил он.
— Кто? — насторожился Айльф.
— Грабители, естественно, — сердито сказал Леон.
— Чему быть, того не миновать, верно, сударь? — в голосе у юноши прозвучала усталость. — Мы и в лесу можем на них наткнуться. Может, и не стоило огонь в доме жечь, но дело ведь сделано, так ведь? Вы небось есть хотите… Сыр еще остался. И сухари…
— Не знаю, — неуверенно ответил Леон. Он уже несколько раз ополоснул руки в ручье, но все равно ладони казались липкими. — Умыться бы…
— Так вы же в ручье мылись! — удивился юноша.
— Нет… теплой водой.
«Мыла они тут не держат, — подумал он тоскливо. — Не изобрели еще мыла…»
— Ну, разве что принцесса наша полоумная сообразила. Сам я, сударь, воды не грел. Не до того было.
Если даже Сорейль и продолжала глядеть все с тем же отсутствующим видом, о том, чтобы согреть воду, она все же позаботилась. Сполоснув лицо и руки, он почувствовал себя освеженным… незапятнанным… Вспомнил, что голоден, и сам удивился — неужто он настолько очерствел, что даже прикосновение к липкому от крови мертвому телу не способно отшибить у него аппетит… «Я становлюсь как они, — подумал он, — как эти. Таким же непрошибаемым и одновременно таким же суеверным». За крохотным слюдяным окошком стояла сплошная мутная мгла, такая мгла порождает страх, подумал Леон, а вместе со страхом вызывает к жизни чудовищные порождения человеческого воображения.
Он кивком позволил Айльфу сесть за стол. Юноша без особого стеснения расселся на грубой скамье — похоже, сословные предрассудки, сковывающие низы еще больше, чем сеньоров, были ему чужды.
— Так, значит, — пробормотал Леон, размачивая жесткий сухарь в чашке легкого вина, — лорд Ансард отправился в Солер… Под кров его светлости…
— Полагаю, так, сударь, — отозвался юноша. — Куда ж ему еще деваться?
— Вот бедняга, — пожалел погорелого лорда Леон, — ни кола ни двора.
И подумал, что по отношению к владельцу замка рта присказка все же выглядит несколько странно.
— Ну-ну, — успокаивающе проговорил Айльф, — не так уж ему и худо… Его светлость маркграф, долгие ему лета, бездетен, а лорд Ансард как-никак ближайший родственник…
— Ну, маркграф еще не стар..; И не вдов, кстати, в отличие от бедняги Ансарда.
— Не хотелось бы попусту языком трепать, сударь, — лицемерно проговорил Айльф, — а только удивительно не вовремя он овдовел… Ведь как дело было: он воспитывался в Шорском графстве, в доме у отца леди Герсенды — знаете, как обычно бывает, когда благородных сыновей отдают из родного дома — манерам и боевым искусствам выучиться. А леди Герсенда как раз на выданье была, цвела, что твоя майская роза, ее по сговору их светлости в жены прочили… Ну и…
— Что «ну и»? Ах ты, сплетник… — В общем, пришлось отослать лорда Ансарда обратно к папеньке… И срочно женить на какой-то захудалой девице, чтобы кровь-то остудить… Такая вот, сударь, история. А теперь он опять при дворе их светлости, вдов, молод и красив. Он ведь очень красив, лорд Ансард.
— Не знаю, — рассеянно отозвался Леон, — не видел.
Сорейль тихонько вздохнула.
— Какая печальная история, — проговорила она.
— Чего ж тут печального, — мрачно отозвался юноша, — беспокойство одно.
— Все время видеть друг друга… вот так, на расстоянии вытянутой руки…
— Во-во, — Айльф был явно настроен скептически, — и долго они выдержат, голубки наши? — В конце концов, — рассудительно предположил Леон, — его светлость вполне может отправить племянничка на войну.
— Где он ее возьмет, эту войну… А впрочем, если дело так дальше пойдет…
Айльф зловеще покачал головой.
— Неспокойно нынче в Срединных графствах, ох, не спокойно… Уж и не знаю, доберемся ли мы в целости… Ладно, утро вечера мудренее… Я, пожалуй, на сеновале лягу.
Он покосился на Леона и интимным шепотом сказал:
— Вас-то, сударь, небось устраивать на ночлег нет надобности…
Леон почувствовал, как краска заливает лоб. «И что это я, — сердито подумал он, — как мальчишка…» А вслух сказал:
— Не валяй дурака, слышишь? Я в сарае лягу. Только сена туда постели.
Айльф только молча пожал плечами.
В полумраке сарая, который не сумел разогнать огарок свечи, он расстелил поудобней брошенные
