притащили — он поел. А потом мы на кросс пошли, в чулан его заперли, чтобы мадам Карабас не увидела. Пришли — нет Мурзилы! А чулан был заперт.
— Появится… Может, у него мамка там осталась? Соскучился. Решил навестить.
— Я первый раз тут ночью… — шепотом сказала Сандра и вдруг очень женским движением взяла Тимку под руку. — Страшненько! — хихикнула она.
Они прошли несколько шагов, и она заметила:
— А ты чего дрожишь? Тоже замерз? Или тоже боишься?
— Ну да! — обиделся Тимка, и в ту же секунду что-то непонятное с шипением и бойцовским воплем вылетело к ним прямо под ноги.
— Ой! — взвизгнула Сандра и спряталась лицом в грудь Тимке. Грозно растопорщившись, на тропинке стоял, выгнув спину, котенок. Глаза его фосфорически светились.
Тимка продлил, сколько можно было, ситуацию, потом пальцем постучал ее по плечу.
— Я же говорил: объявится. Это ж Мурзила твой. Она недоверчиво поглядела, сразу же развеселилась:
— Мурзила! Ну-ка, иди сюда, негодник! Кис-кис-кис! Взяла на руки. Тот все еще косил глазами на кусты.
— Кто-то напугал тебя, бедненький!
Возле дома Тимка услышал осторожный призывный свист.
Они остановились. Из тени выступил Георгий, поманил его.
— Менты приходили. Расспрашивали, где я был, где ты. Ты чего натворил?
— Ничего не натворил, — твердо соврал Тимка.
— Точно? Я сказал, что ты весь вечер дома сидел. Только перед их приходом — они в девять с минутами были — на море пошел. Ты в бухте, я сказал, прикармливаешь. Понял?
— Понял.
— Чего натворил?
— Ничего не натворил.
— А девчонка откуда?
— Тебе-то что?
— Да не бойся! Не отобью, — хмыкнул Георгий. — У меня своих хватает.
— Они что-нибудь искали?
— Не понял. По дому походили. В подвал заглянули, в сарай.
— В подвал?
— А у тебя что? Что-то в подвале?
— То же, что у тебя!
— У меня-то ничего.
— Ну и у меня ничего.
Тимур вернулся к Сандре, которая поджидала его, поглаживая котенка, мурчащего у нее на руках.
— Давай постоим, подождем. Пока он уйдет.
— Кто?
— Да брат мой!
— А он ничего, симпатичный… Тимур посмотрел на нее с удивлением:
— Когда ж ты успела разглядеть его?
— Не только разглядеть, но и послушать, о чем тебе говорил. Я любопытная, ужас! А что ты натворил, Тимурчик? Почему за тобой милиция охотится?
— Откуда я знаю? Ничего я не творил… Но они в подвал заходили!
Брат вроде бы ушел. Сандра и Тимур вошли за загородку сада. Остановились у входа в подвал.
Сандра вдруг побелела, когда Тимур открыл дверь.
Котенок с яростным писком вырвался из ее рук, спрыгнул и исчез в черном квадрате подвальной двери.
— Я… я… Мне плохо, Тим! — жалобно залепетала задрожавшими вдруг губами Сандра и схватилась ладонями за горло. — Я… я не могу, Тим!
Он закрыл дверь подвала. Она облегченно вздохнула, все еще сжимая руками горло.
— Все закружилось… Я задыхаться начала… Там плохо, Тим!
Вспыхнула спичка возле сарая. Там стоял Георгий, глядя на них, прикуривая. Что-то он подозревал, что ли?
— Иди тогда, — сказал Тимур. — Отвлеки его как-нибудь. Я тогда один.
Сандра направилась к Георгию.
Тимур подождал, пока она завяжет разговор, слышный ему на расстоянии, затем быстро раскрыл дверь и нырнул в подвал.
Так же светила масляная коптилка на корявом столике, стоял кувшин с водой.
Тимур вздохнул с облегчением: незнакомец, лежащий на соломе, пошевелился, узнав вошедшего. Выпустил из рук боевой топорик. Устремил на Тимку болезненно блестящие глаза.
— Говори.
— Все плохо… — печально и виновато начал! Тимка, присаживаясь возле раненого. — Я был на Ореховом мысу. И старик, и все три его сына… Ну, в общем, они убиты уже были. Эрику Десебр хочет, то есть вернее, Януар советует женить Эрику на Десебре.
— Как «женить»?
— Да нет! Замуж! Они хотят опоить ее каким-то зельем, она согласится выйти за Десебра, Десебр станет царем, армия ему подчинится — все ему подчинятся.
— Даут Мудрый жив. Он единственный царь Перхлонеса.
— Ага. Но они говорят: «Он стар и болен, и стараниями юной Детры не видно конца его болезням. Печальный исход может наступить во всякую ночь. Я сам это слышал!
— Да… — непонятно согласился незнакомец. — Юная Детра…
— Кто она?
— Ее привели к Дауту, когда мы, разбитые, ушли в Кумрат. Она невольница с галеона, который пришел в Перхлонес из Дакры, в подарок от Мельхупа. Латники когорты Априла взяли галеон штурмом, она бежала, скиталась. Потом ее задержал наш разъезд.
— А дальше?
Незнакомец явно без охоты досказал:
— Даут оказался пленен ее красотой, приблизил к себе. Вот уже три года вчерашняя невольница живет, заступив место Диореи, единственной законной царицы Перхлонеса, жены Даута.
— Но ведь Диореи нет в живых!
— Тем огорчительнее всем нам видеть возвышение Детры.
Тимур внимательно посмотрел в лицо незнакомца, заметно поколебался, но все же начал говорить:
— Я боюсь, что вот это будет для вас ударом. Прочтите!
Он достал из-за пазухи свиток с донесением Детры, протянул раненому. Тот, едва лишь взглянув, вернул:
— Я не знаю и знать не хочу языка фаларийцев. Что здесь?
— Мне перевели, я расскажу, как запомнил. „Человеку, передавшему это, верь. Приходил гонец из Цаха, просит Даута принять семь десятков юношей, пеших и конных. Приходил из города рыбак Далмат, просит денег и копий и мечей для трех десятков, кои тайком готовят неповиновенье чтимому из чтимых. Слово у них — „Змея и Роза“. Даут не будет торопиться, пока я в Кумрате. Человеку, вручившему это, верь, но пусть больше не приходит. Больше одного раза пусть не приходят. А слово пусть будет: „Роза и Змея“. Два раза“. Подписано, видите, как? „Чайка“!
Тимур сделал паузу и добавил:
— По-фаларийски „чайка“ — „детра“!
Незнакомец застонал и откинул голову на солому.
