— Если вдруг «пятерки» начнешь хватать, в ужас не приходи! После такого катаклизма все может быть.
— А если вдруг «двойки»?
— «Двойки»? Ну что ж… Не ты первый, не ты последний. Не пропадешь. Сейчас куда ни кинь — везде двоечники! Только с тобой такого не будет, не надейся… Так! — обратился старичок к женщинам в белых халатах. — Еще разок клинический анализ крови, экагэ. Денька два понаблюдайте за мочой, за сахаром. Думаю… Думаю, все будет в порядке! Будет? — Он хлопнул Тимура по голому пузу. — Будет! Теперь обязан сто лет жить и еще три года! Понял?
Через пару дней вместе с матерью Тимур возвращался из больницы.
На улицах еще всюду были видны следы урагана. Кровельщики чинили крыши. Рабочие распиливали и растаскивали упавшие деревья. Монтеры висели на столбах, налаживая проводку.
— Нашу чинару-то тоже сломило, — сказала мать. — Правда, бережно так упала, как по заказу. Нигде ни грядочки, ни цветочечка не помяла. Был бы ты поздоровей, так распилил бы, а? А то Георгий с катером- то своим совсем от дома отбился.
— Распилим… — рассеянно отозвался Тимур, откровенно не узнавающими глазами глядя вокруг.
Даже на дом родной он взглянул странно — как на что-то, почти не знакомое, хотя когда-то и виденное.
С тем же странным выражением в глазах он смотрел на море, когда полусидел-полулежал на берегу бухточки невдали от дома. В бухточке играла на солнце вода. На другом берегу, на лужайке перед спортбазой занимались хореографией девчонки в разноцветных, ярких, как леденцы, купальниках.
Тренер — дебелая баба в малиновом тренировочном костюме, — стоя на возвышении, орала в мегафон:
— Легче! Представьте себе, напрягитесь, что вы бабочки, мотылечки легкокрылые! А не коровы недоеные! Бальзаминова! Ты что ж, милая, так раскорячилась-то, ласточка моя кривокрылая? Это ж не дискотека! Васильева! У тебя пониже ягодиц ноги? Точно? Ноги? Ну, извини! Я думала, протезы…
И много еще такого, в подобном же роде, доносилось до слуха Тимура, когда он со все большим интересом смотрел на разноцветную россыпь купальников за синим зеркалом бухточки на зеленой лужайке возле нежно-абрикосовых стен здания спортбазы.
Затем, по команде тренера, девчонки без явной охоты потрусили к воде.
— До буйков и обратно! — заорала им вслед баба в малиновом. — Миловидова! Не сачкуй! Я тебя все равно вижу! — И с откровенным облегчением бухнулась в шезлонг загорать. Куртку с себя стягивала, уже закрыв глаза и отдохновенно улыбаясь.
Девочка вынырнула прямо у берега, по-пластунски выползла на песок и схоронилась за камнями. С удовольствием растянулась, подставив солнцу спину.
Тимур смотрел взволнованно. Девочка была метрах в трех от него, не больше.
Он смотрел на нее, как на диковинку, потом наконец решился, тихонько прокашлялся и с интонациями тренера произнес:
— Миловидова! Не сачкуй!
Она повернула к нему голову, казалось, без всякого удивления.
— А я, между прочим, не Миловидова.
— А кто ж?
— Сандра Боттичелли. Неужели не признал?
— Да? — не нашелся с ответом Тимур. — А чего тогда сачкуешь?
— Спинка болит. Потянула. А мадам Карабас узнает — сразу со сборов выгонит. Врубаешься?
Он подумал и честно сказал:
— Не… Не очень.
— Выгляни, — попросила она. — Чего она делает?
— Сидит. Загорает. Может, спит.
— Это хорошо. Спинка-то, может, и сама пройдет. Когда лишнюю нагрузку дашь, тогда только больно… Слушай! А где я тебя могла видеть? — Она спросила это без всякого кокетства, очень простодушно и искренно.
— Н-не знаю… — растерялся Тимур. — В городе… На причале, может? Там у нас с братом катер. «Анастасия» называется.
— Нет. Нас в город не пускают.
А Тимур и сам всматривался в лицо девочки с некоторым удивлением и беспокойством.
— Ты знаешь… — сказал он. — А мне кажется, что и я тебя тоже где-то видал. Недавно! Тебя как звать?
— Сандра, сказала же. Саша — Александра — Сандра.
— Боттичелли?
Она звонко рассмеялась и вдруг глянула искоса с интересом, точь-в-точь взглядом той самой маленькой монашенки в сером капюшоне.
— Выгляни еще разок. Чего она?
— Стоит. Смотрит. В бинокль.
— Во гадина! А где девочки?
— К буйкам подплывают.
— О-ох! Лежала бы так и лежала!.. Где ж я тебя все-таки видела? Ты в Одессе не был два месяца назад?
— Я нигде еще не был. Нет, один раз в Краснодаре был. А так… поезжу еще!
— А мне надоело! Хоть бы выспаться разок! Часиков двадцать! Посмотри, где девчонки?
— Назад плывут. Почти на полдороге. — Он еще раз взглянул на Сандру и вдруг сказал: — А я вспомнил, где я тебя видел! Такой… сон — не сон… Ты в таком сером балахоне была, с капюшоном. Вроде бы в замке каком-то, в монастыре…
Он говорил, запинаясь, ошеломленный невозможностью внятно пересказать словами то, что он (он был уверен в этом!) видел наяву.
— В самом деле? — рассмеялась Сандра. — Ты знаешь что? Ты завтра мне дорасскажешь! Ужасно интересно, что же это я в монастыре делала?! Тебя как звать-то, забыла.
— Тимур.
— Чао, Тимур! Придешь завтра? Он с готовностью кивнул.
— А сейчас — пардон! — пора тикать! Прячась за валунами, Сандра доползла до воды, вползла в нее, нырнула без всплеска и — Тимур с напряженным беспокойством глядел — и вынырнула уже среди подруг, возвращавшихся от буйков.
Ему показалось, что она помахала ему рукой. Он тоже сделал неуверенный приветственный жест.
У него было отчетливое ощущение, что с ним что-то очень хорошее произошло. Это ощущение было явственно обозначено на его физиономии, когда во дворе своего дома, вернувшись, он принялся ножовкой опиливать ветви упавшего дерева, сносить ветви к сараю, укладывая их там подобием копны… Что-то несомненно радостное произошло с ним только что, потому, должно быть, и работа была в радость.
Потом вдвоем с матерью они пилили ствол двуручной пилой.
— Ты меня, Тимоня, совсем загнал! — счастливо говорила мать, радуясь столь работящему своему сыну. — Георгия три дня просила. Ни в какую! «Анастасия» да «Анастасия» — вот весь его разговор!
Пила вдруг взвизгнула — железом по железу.
— Стой! — вскрикнула мать. — Гвоздь никак? Откуда?
Ствол был уже почти перепилен. Тимур взобрался на дерево, подпрыгнул, раздался треск.
— Гляди-ка, Тим!
В древесине торчал кусочек белого металла.
— Пуля?
— Нет. Наконечник стрелы вроде.
— Видишь? — Мать перекрестилась. — Крест. Тимур выковырял наконечник, разглядывал на ладони.
— Думала, сказки рассказывают. Это, Тимоня, в старину, чтобы оборотня убить, серебряной стрелой
