мастерами. Некоторые камни они покрывали сплошь, со всех сторон: барельефы с изображениями богов, гротескными масками, забавными шагающими фигурками и загадочные письмена, которые тоже смотрелись как украшения – не то иероглифы, не то рисунки.
– Что они означают? – спросил Андрей у профессора.
– Все только даты. Спасибо вашему Юрию Кнорозову, мы хоть немного начали понимать письмена древних майя. Но пока разобрана примерно лишь треть всех известных надписей. И все это – астрономические расчеты, предсказания да календарные даты, почти никаких сведений о жизни и быте народа.
Странный это был все-таки народ, думал Андрей. Больше всего древние майя чтили, пожалуй, Время и, поклоняясь ему, возводили вот такие стелы с датами и громадные пирамиды. Календарь, отмечавший непрерывный полет Времени, стал для них религией и целой философией. Они верили, будто сменяющиеся друг за другом дни, месяцы, годы несут с собой милость или гнев богов. Все зависит от того, какой именно небесный страж – добрый или злой – взвалит на свою спину очередную «ношу времени».
Из храмов, вознесенных на вершины пирамид, жрецы вели тщательные наблюдения над звездами, составляли звездные карты и таблицы.
Календарь у древних майя был даже точнее нашего, современного, но отличался неимоверной сложностью. Он как бы состоял из нескольких самостоятельно вращающихся «колес», каждое из которых отсчитывало свой цикл времени. «Цолькин» – священный ритуальный год насчитывал двести шестьдесят дней, а гражданский год – «хааб» – триста шестьдесят пять. И надо было их постоянно как-то увязывать вместе. Этим и занималась многочисленная каста жрецов. Их сложные расчеты и наблюдения не могли не казаться простому народу в высшей степени таинственными.
Все делалось по указанию жрецов, вещавших от лица самого Времени: начало сева и уборка урожая, освящение новых монументов и зданий, начало каждого месяца, сопровождавшееся жертвоприношениями и молитвами, тщательно разработанными обрядами.
Странное добровольное рабство у Числа и Дат! Поневоле поверишь гипотезам, будто именно оно и объясняет тайну покинутых городов. Некоторые исследователи уверяют, что древние майя покинули свои старые города и начали возводить новые без всякой внешней причины, подчиняясь лишь каким-то загадочным велениям Календаря, о которых им поведали жрецы. Просто настало время покинуть обжитые места и начинать жизнь заново, и они этому беспрекословно подчинились! Неужели так сильно было влияние жрецов?
– Ничего нет удивительного в том, что древние майя столь почитали Время, – сказал Альварес, когда Андрей поделился с ним этими мыслями. – Ведь они находились в полнейшей зависимости от стихийных сил природы. Вся их цивилизация зависела от смены времен года, от дождя и солнца. И требовалось очень точно выбирать время для посева, иначе народ погибнет от неурожая и голода.
Странный, необычный для этого дикого леса звук вдруг заставил профессора оборвать речь на полуслове. Откуда-то, приближаясь, доносился рокот мотора!
Они задрали головы. Звук шел сверху, но ничего нельзя было разглядеть сквозь густую листву.
А звук то нарастал, то затихал, пока не растворился где-то вдали в лесной тишине.
– Самолет! – воскликнул Андрей.
– Да. Чего он здесь кружит? – насупившись, ответил Альварес.
– Может, нас ищет?
– Зачем? Кому мы нужны? И мы же не пропали без вести.
– Может, хотят передать какое-нибудь сообщение, – неуверенно сказал Андрей.
– Кто? – пожав плечами, Альварес задумчиво потеребил усы и, собравшись с мыслями, продолжал:
– Так что не удивительно обожествление Календаря, а через него – капризных сил природы. Возникло оно из условий существования, но потом, конечно, постепенно становилось чем-то извечным, «богами данным» и требующим неукоснительного выполнения, как, впрочем, и всякая религия. Но все-таки весьма сомнительно, чтобы майя покинули свои города только по каким-то неизвестным нам религиозным соображениям. Я в это не верю и кое-что вам сейчас покажу…
Он повел Андрея в глубь развалин, тяжело сопя и что-то ворча под нос. И опять Андрея восхитило, как уверенно профессор продирается сквозь густые, колючие заросли, словно он с детства жил в этом древнем городе и прекрасно знает здесь каждый закоулок.
– Вот, – сказал, отдуваясь и вытирая багровое лицо, Альварес. – Вот, полюбуйтесь, – и он ткнул пальцем в толстую каменную плиту, покрытую скульптурным рельефом. Он изображал важного жреца в пышном одеянии, возглавляющего заседание какого-то совета.
– Видите? У четырех фигур головы отбиты. А здесь трещина. И вот еще. И вот.
– Вижу. Ну и что же?
– А то, что эта великолепная резная плита – она, видимо, служила своего рода троном для какого-то жреца высокого ранга – испорчена, кем-то разбита.
– Но, может, это естественные разрушения, просто от времени?
– Нет! – решительно замотал головой Альварес. – Это сделали человеческие руки. Присмотритесь внимательнее, это же явные следы ударов.
– Пожалуй…
– Значит, вовсе не мирно люди покидали эти древние города! – почти закричал Альварес. – Были разрушения, были! Я вам потом еще кое-что покажу… Более любопытное.
– Да, это подтверждает вашу гипотезу, – уныло согласился Андрей, лихорадочно думая:
«Неужели я сюда зря ехал и эпидемии ни при чем…»
Но тут же снова воспрянул духом, услышав слова профессора:
– Если бы так! Я тоже так думал и ликовал, сообщая об этой замечательной находке. Но на меня сразу же дотошные коллеги вылили несколько ушатов ледяной воды, ехидно спросили: «А чем вы докажете, что эти разрушения были произведены в древности, когда жители покидали город? Где доказательства, что они не более позднего происхождения? Какой-нибудь бродячий охотник или подвыпивший лесоруб?»
– Резонное возражение, – пожалуй, слишком радостно подхватил Андрей.
– Конечно, резонное, – сердито ответил Альварес, покосившись на него и опять начиная грозно посапывать. – Вот в Яшчилане несколько лет назад лесорубы решили поискать под древним алтарем клад с золотом. Не знали, дурачье, что майя в те времена золота совсем не имели, самыми дорогими украшениями были у них бусы да пластинки из нефрита! Грабителям мешала одна статуя, и они, не задумываясь, разбили ее на куски! Голова статуи откатилась довольно далеко. Не узнай археологи об этой печальной истории, вполне могли бы принять повреждения за свидетельство древнего восстания или вражеского вторжения.
– А может, и эта плита повреждена недавно? Рельеф отчетливо виден, не успел зарасти плесенью.
– Нет, это я его расчищал два года назад, – отмахнулся Альварес. – А до меня его никто не касался уже по крайней мере со времен испанцев, смею вас уверить.
«А чем вы это докажете?» – вертелся на языке у Андрея ехидный вопрос, но он вовремя сдержался.
– Вот в том-то и трудность, – тяжело вздохнул Альварес, поглаживая расколотый камень ладонью. – Рельеф явно поврежден давно, но когда именно – триста или тысячу триста лет назад? Кто это скажет? К сожалению, камень не подвергнешь радиоактивному анализу.
– Да, трудные перед вами встают проблемы, – задумчиво посочувствовал Андрей.
– Еще бы не трудные! Хорошо египтологам: у них все в основном давно ясно, занимаются только уточнением деталей. А у нас чуть не каждое новое открытие заставляет пересматривать множество устоявшихся взглядов и казавшихся бесспорными теорий. Считали, что города на севере, в Юкатане, построены переселенцами из южных покинутых городов. Там, дескать, возникло Новое царство. А раскопки Дзибилчалтуна возле Мериды показали, что возник этот город чуть ли еще не за две тысячи лет до нашей эры! Вот вам и Новое царство…
– Но если переселения с юга в Юкатан не было, то куда же девались жители покинутых городов?
– Вот именно, черт возьми! Я тоже хотел бы узнать это, как и вы. А тайна не проясняется, но лишь
