селениях, возвращались на старые места, снова приносили жертвы к прежним святилищам?
– Кое-какие данные как будто говорят за это, – задумчиво ответил Альварес, разглядывая колокольчики. – К сожалению, мы не можем точно датировать каждую находку. Копаемся в иле наугад, а по-настоящему надо бы вести раскопки постепенно, снимая слой за слоем. Но под водой этого не сделаешь.
Вечером старый Бенито отозвал профессора в сторону и долго что-то говорил ему, то и дело оглядываясь на сумрачную чащу леса.
– Что случилось? – спросил Андрей, когда помрачневший Альварес вернулся к костру,
– Говорит, что кто-то бродит в лесу. Он наткнулся, гоняясь за мулами, на сломанную ветку. И след свежий.
– Может, ее сломал ягуар? – сказал Андрей.
– Нет, ветка сломана на высоте человеческого роста.
– Это могла сделать и обезьяна.
– У Бенито глаз острый.
– А может, тут бродят лакандоны? – высказал предположение Франко. – Индейцы ведь обычно таятся, без крайней нужды не выходят к незнакомым людям. Кому еще взяться в этой глуши?
– Возможно, ты и прав, как всегда, – вздохнул Альварес.
На другой день профессор выкопал из ила глиняную маску с изображением бога огня, а Буланов нашел два наконечника от копий – один кремневый, другой из превосходно обработанного обсидиана – и еще два медных колокольчика.
– Опять разбитые, – с огорчением и даже вроде бы виновато сказал он, подавая их Альваресу.
Тот посмотрел на его обескураженное лицо, покрутил головой и расхохотался.
– Нет, вы все-таки неисправимый дилетант, мой друг, – сказал профессор насупившемуся Андрею. – Вот вас даже огорчает, что колокольчик разбит. А меня это радует.
– Почему?
– Франко, я устал, объясните ему вы.
Помощник начал втолковывать Андрею своим тихим, печальным голосом:
– Эти находки лишний раз подтверждают: да, мы не ошиблись, и колодец, несомненно, имел жертвенное назначение. Ведь эти колокольчики – тоже жертвы богам и достаточно ценные, если учесть, что их выменивали на ткани, птичьи перья, может быть, даже на рабов и везли сюда откуда-то издалека по дорогам – сакбе, проложенным через джунгли. Они потому и расколоты, что приносились в жертву. Видимо, это делалось специально…
– Зачем?
– А вы встаньте на точку зрения какого-нибудь из древних майя, приносившего эту жертву, – ответил Альварес, опередив своего помощника, – попробуйте хоть на миг перевоплотиться в него. Человека, принося в жертву богам, убивают. Значит, так же следует поступить и с вещами, приносимыми в жертву: сначала сломать, «убить» их. Поэтому-то и разбивали колокольчики, раскалывали вот такие ритуальные диски, половину которого мне сегодня посчастливилось найти. А вам подавай непременно целую хрустальную вазу или золотую статую, тогда только вы обрадуетесь находке!
Профессор рассуждал, стоя у костра, и, все более распаляясь, размахивал руками. Его чудовищная тень металась и приплясывала по глянцевитой листве деревьев, обступивших костер плотной стеной со всех сторон. А по другую сторону костра сидели на корточках рабочие в огромных соломенных шляпах и, полуоткрыв рты, внимательно и завороженно слушали Альвареса.
Когда он угомонился, присел рядом с Андреем и, посасывая неизменную сигаретку, начал делать какие-то записи в пухлом блокноте, время от времени останавливаясь и надолго в задумчивости глядя в огонь, рабочие начали потихоньку переговариваться между собой, словно обмениваясь впечатлениями от его бурного монолога.
Это было забавно, но еще больше развеселило Андрея, когда Альварес вдруг опять вскочил на ноги и разразился новой речью, на сей раз обращаясь уже прямо к рабочим и даже гневно грозя им пальцем.
«Уж не уточняет ли он какие детали, опасаясь, что рабочие его не так поняли? Форменный семинар какой-то в джунглях получается», – подумал Андрей. Он понимал лишь отдельные слова, так запальчиво и быстро говорил профессор.
Выждав, когда он кончил, снова уселся у костра, Андрей с интересом спросил:
– Что это вы им доказывали? Я ничего не понял, но у вас несомненный дар проповедника.
Франко хихикнул.
– Просто мне надоела их глупая болтовня, – сердито ответил Альварес. – Такое плетут, уши вянут.
– По поводу ваших рассуждений?
– Да нет! – отмахнулся профессор. – По-моему, из всего, что я вам говорил, они поняли только слова: «приносить в жертву». Да еще, пожалуй, выражение «залезть в шкуру», только они его неверно истолковали…
– То есть?
– Все это дало странный толчок их полудетской буйной фантазии, и они начали рассуждать о каком-то священном змее, якобы обитающем на дне сенота. И при этом еще ссылались на меня! – негодующе повысил голос Альварес, строго посмотрев через костер на притихших индейцев.
– Чепуха, – согласился Андрей. – Никакое крупное пресмыкающееся или земноводное в таком маленьком бассейне существовать не может. Оно там быстро подохло бы с голоду. Падают в колодец обыкновенные змеи с деревьев, увлекшись охотой, это я сам видел. Но чудовищному змею тут спрятаться негде, с чего это они выдумали?
– Черт их знает, – пожал плечами Альварес. – Может, отголоски каких-то древних легенд и преданий. Ведь у майя был широко распространен культ змей, изображения их часто встречаются в развалинах древних городов. Опять загадка, – покачал он седеющей головой. – С одной стороны, эти индейцы вроде ничего не знают о древней славе своих забытых предков. А в то же время, видите, какие-то отголоски старых преданий донеслись, оказывается, к ним сквозь века.
Он вздохнул, подбросил в костер валявшуюся рядом суковатую корягу, взметнув к черному небу высокий столб искр, и предложил:
– Вы бы объяснили им всю нелепость их глупых страхов перед этим мифическим чудищем с биологической точки зрения. А то я уже не первый раз слышу подобные разговоры. И – обратили внимание? – вечером никого из них силой не заставишь близко подойти к сеноту…
– Ну, уж такого лектора, как вы, из меня не получится, – засмеялся Андрей. – К тому же я ведь так говорю по-испански, что они, чего доброго, пожалуй, все наоборот поймут. Вам же придется потом растолковывать.
Франко засмеялся.
– Все я, все мне, – сокрушенно покачал головой профессор. – И ныряй, словно какой-нибудь юнец, и обрабатывай потом находки, и просвещай суеверных индейцев. Да и не только их: убеждай еще скептического медика в небесполезности наших находок для науки. Ну что ж, раз у меня столько обязанностей, то я требую себе и диктаторских прав, полного повиновения. Приказываю спать, а то завтра вы у меня еще уснете в колодце. Меня уже давно настораживает, почему это вы, мой друг, так долго находитесь на дне и так мало оттуда приносите? Признайтесь, что вы просто дремлете там на мягком ложе из ила? Так что отправляйтесь спать, и пусть вам в наказание приснится этот чудовищный змей – хранитель священного колодца!
«Бог-змей! Бог-змей!» – забавно и весьма похоже передразнил он старика Бенито. Индейцы по ту сторону костра тихонько засмеялись, подталкивая друг друга локтями, – словно зашелестела листва под ветром.
У Андрея уже давно слипались глаза, и пламя костра в них вдруг начинало временами расплываться, да не хотелось уходить от огня. Но теперь он встал и пошел к своему гамаку.
Никакого змея Андрей во сне не видел, но вскоре ему пришлось о нем вспомнить…
Когда они начали вести раскопки у стенок колодца, появилась другая опасность. Подмываемые взбаламученной водой, от стены порой отделялись и падали им на головы увесистые каменные глыбы.
