– Возьми его! – вскричал хозяин. – Хватай его, Дик! Хватай, мальчик!
Мне, однако, не понравилось поведение фазана после выстрела. Я на своем веку повидал много сбитой дичи, но эта птица… Скатившись с обрыва, я увидел, что и предполагал. Метрах в ста мелькали длинные фазаньи перья: петух летел, как только вчера отремонтированный самолет. Я даже гавкнул от злости. Дробь, возможно, слегка и задела его, но не больше. Птица, целая и невредимая, преспокойненько держала путь в сторону ближайшего перелеска…»
Дональд вышел из-за стола и уселся в кресло, поглядывая на поле, по которому совсем недавно он бродил с собакой. А сейчас он и сам напоминал легавую. Он шел по следу рождавшегося сюжета. И, отключившись от всего происходившего вокруг, работал, «накручивая» рассказ Дика, которого гладил по шерсти.
«…И в это время прозвучал еще один выстрел. Я не шевельнулся. Сэм теперь мог палить хоть до рождества. Вдруг я услышал, как что-то тяжелое шлепнулось невдалеке. Это был прекрасный петух. Стало ясно, что произошло. Джек нашел свою четвертую птицу, поднял ее в воздух, и хозяин спокойно подстрелил фазана.
Ну, вот они, как я и ожидал, нас обскакали. Что-то теперь будет?
Тогда-то и мелькнула мысль: ведь лежащий фазан – единственный шанс на победу! Только не думайте, пожалуйста, что я украл».
Дональд даже крякнул от удовольствия, мысленно «приписав» эту фразу. Лоорес и Мейсл вились вокруг хозяйки. Сэм сидел с идиотской улыбкой на лице и поддакивал на редкие вопросы жены: «Верно ведь, Сэм?» Но Дональда это меньше всего занимало. Он думал о своем.
«…Джека не было. Очевидно, он просто не заметил падения птицы, что иногда случается и с самыми лучшими собаками. Так или иначе, я встал, подобрал фазана, взял его нежно и мягко, точно в соответствии с правилами, и начал карабкаться на обрыв. Когда уже позади осталось около трех четвертей дороги, на гребне появился Джек. Бросив на меня ненавидящий взгляд, он побежал дальше.
Едва хозяин увидел в моих зубах фазана, он завизжал от восторга и буквально зацеловал меня. Затем заговорил голосом, который можно было услышать в соседних графствах:
«Нет! Вы только посмотрите на мою собаку! Посмотрите, какая она грязная и мокрая! Ей пришлось выдержать борьбу, чтобы добыть этого фаза, на! Но вы посмотрите на нее, она свежа, как первый салат!»
Я стоял, скромно потупив морду, и думал: «Средства, которыми мы прокладываем себе пути в жизни, часто зависят от тех условий, в которые мы попадаем. На этот раз надо было завоевать кубок. А как – не в том суть! Тут и подлость не подлость. Скажите, разве я не прав?»
В машине, когда они возвращались назад, к Мейслу, Дональд повторял в памяти фразу: «Тут и подлость не подлость», стараясь удержать ее, точно ниточку, за которую можно было вытянуть из забвения весь почти законченный рассказ.
Мейсл и Лоорес острили по адресу миссис Табор. Разговор перекинулся на женщин. Юмор Джорджа Лоореса был на уровне журнала «Плейбой», который издает для богатых холостяков полупорнографическая организация.
– А знаете, что ответила в Сохо одна проститутка чересчур горячему юноше? «Мой мальчик, ты ошибся, я жду автобус!»
Оба финансиста дружно захохотали. Мейсл лишь хмыкнул. За шутками не заметили, как доехали до «Уикенд-хауза».
Дичь, одиннадцать фазанов и два затравленных ретивой фермершей зайца, была срочно отправлена на кухню. Барбара, презиравшая охоту, подошла к машине, когда уносили битую дичь.
– Фу, варвары, таких чудных птичек побили.
– Как прошел день? – спросил Дональд.
– Так себе, – неопределенно ответила Барбара. На ней были голубые эластиковые брюки, голубая строгая кофта и легкие штиблеты на босу ногу. – Скучно… Мы с Рандольфом хотели проехать в соседнюю таверну. Говорят, очаровательное место. Не хуже Елизаветинской комнаты, помнишь?
Еще бы не помнить! Это был незабываемый вечер, который они провели в Елизаветинской комнате отеля «Кингс Рейт». Содержал его Робин Ховард, с которым Дональд познакомился как-то на стадионе. Это был историк и гурман. В своем заведении он пытался сочетать и то и другое. В ресторане до мельчайших подробностей воспроизводился банкетный этикет елизаветинских времен. Деревянные круглые блюда… Деревянные тарелки… В комнате только два больших длинных деревянных стола… Официантки в елизаветинских нарядах…
– Еще бы не помнить… С удовольствием бы поехал с вами в таверну, но надо записать одну вещь – только что придумал. Может получиться презабавный рассказик. Да и отдохнуть хочется. Кстати, как ты спала?
– Как всегда. До четырех утра читала, а утром не могла проснуться…
– А я устал. Попробую часок вздремнуть.
Он поцеловал Барбару в щеку и пошел к себе наверх.
20
Вечером в доме Мейслов обычно собирались в каминном зале. Огромный камин, выступающий почти на середину комнаты из северной стены, полыхал жаром. Аккуратные березовые чурки, потрескивали на огненной угольной подушке. Кресла широким полукругом были обращены к огню.
Когда Дональд вошел в комнату, в креслах сидели лишь Лоорес и Барбара. Президент «Элертона» рассказывал что-то веселое, и Барбара смеялась, рассматривая на свет камина рубиновое вино..
– А вот мы сейчас спросим представителя журналистской империи, что он думает о любви.
– Любовь настолько широкое понятие, что все созданное человеком в философии и искусстве не в состоянии толком объяснить, что это такое. Если вас интересует проблема любви к человеку вообще, то
