Свою неприкладную - лабораторную - невинность американская генетика потеряла в начале 70-х годов усилиями двух ученых Герберта Бойера и Стэнли Коэна. Герберт Бойер, профессор Калифорнийского университета Сан-Франциско (того самого, в котором случилась рождественская сказка в начале нашей истории), сумел изолировать энзим [67], способный разрезать молекулу ДНК в определенных местах. Одновременно с ним Стэнли Коэн из лаборатории Стэнфордского университета разработал методику внедрения плазмидов [68] в бактерии, что позволяло использовать эти бактерии в виде живого 'ксерокса', копирующего гены всякий раз, как происходило деление микроба.
Каждое из этих двух открытий продолжало достойную традицию лабораторных изысканий и никак не приближало генетику к массам. Но то было по отдельности. В ноябре 1972 года на научной конференции на Гавайских островах Бойер и Коэн выступили с докладами, поделившись с коллегами своими достижениями. После заседания ученые мужи пересеклись в баре и уже на второй кружке 'Курса' (популярное и очень слабенькое американское пиво) договорились о совмещении своих экспериментов, даже не догадываясь о головокружительных горизонтах, которые за этим могут открыться. Идею закрепили большой порцией лобстеров и, ударив по рукам, разошлись по номерам.
Уже через три месяца совместных работ на свет появилась первая в мире техника генного клонирования. С помощью энзимов Бойера вырезался некий перспективный участок ДНК (скажем, кодирующий информацию о важном человеческом гормоне), прикреплялся к плазмидам Коэна, последние доставляли гены в бактерию, которая, в свою очередь, начинала множить нужный гормон со всей прилежностью бездумного существа. Все эти манипуляции, которые в скором будущем легли в основу генетической инженерии и биотехнологии, получили название рекомбинантной ДНК-технологии.
Как и полагается настоящим ученым, Бойер и Коэн не придали никакого утилитарного значения своему открытию и, отнюдь не задумываясь о патентах, щедро поделились с коллегами результатами экспериментов. Первым заприметил непорядок Нильс Реймерс, руководитель отдела распространения технологий Стэнфордского университета. Как-то раз, почти год спустя после открытия (1974), он рассеяно перелистывал подшивку 'Нью-Йорк Таймс', подготовленную информационным отделом, где и натолкнулся на статью известного научного журналиста Виктора МакЭлени, в которой вовсю расхваливался рекомбинантный прорыв Бойера и Коэна. 'Бог с ним, с Бойером, - мелькнуло в голове Реймерса. - Но ведь Коэн, как-никак, наш сотрудник!' Через пять минут Нильс Реймерс уже упрекал ученого по телефону в недальновидности: по правилам, оформление заявки на патент возможно только в течение одного года с момента первой публикации, так что оставалось чуть больше одной недели! И все-таки Реймерс успел, за что внуки Бойера и Коэна должны благодарить университетского чиновника до скончания веков: к 1987 году, когда истекло действие свидетельства, получилось ни много, ни мало 250 миллионов долларов. Однако это было только начало!
Для создания биотехнологической компании нужны мышь, микробиолог и венчурный капиталист, причем для выхода на биржу двое последних - лишние.
В нашей истории почти все герои либо читают газеты, либо принимают эпохальные решения за кружкой пива. От этого никуда не деться: его величество случай и деловая этика поколения 'бэби-бумеров' [69] стали фундаментом каждой американской технологической компании, чья капитализация сегодня перевалила хорошо за миллиард долларов.
Итак, в 1975 году пришло время читать газеты Роберту Суонсону, 27-летнему сотруднику самой влиятельной инвестиционной компании Силиконовой долины 'Кляйнер-Перкинс-Колфилд-Байерс'. Из сан- францисской прессы Суонсон узнал о рекомбинантной ДНК-технологии, и, хотя до Суонсона об открытиях Бойера-Коэна читали сотни и даже тысячи венчурных капиталистов, он был единственным, кто сделал из почерпнутой информации далеко идущие выводы. Оно понятно: Роберт Суонсон наверняка был единственным венчурным капиталистом, который что-то понимал в генетике: как-никак, одновременно с магистерской степенью в престижнейшей школе бизнеса Слоуна, Суонсон облачился в мантию бакалавра химических наук в Массачусетском технологическом институте.
Выйти на Бойера Суонсону сразу не удалось: пришлось переговорить с дюжиной менее именитых научных сотрудников Университета Сан-Франциско. Все как один посмеялись над фантастическими идеями юного финансиста: 'Ученые, с которыми я встречался, - вспоминает Роберт, - единодушно уверяли, что о коммерческом применении транспортировки генов и речи быть не может, по крайней мере, в ближайшие десять лет'. Герберт Бойер, разрывающийся между лабораториями, студентами и аспирантами, согласился уделить Роберту Суонсону ровно десять минут. Свидание было назначено в пивном баре по соседству с университетским кампусом.
Суонсон и Бойер пили пиво три часа. Трудно сказать, что заставило именитого профессора поверить на слово молодому капиталисту: удивительный заряд внутренней энергии, фанатичная вера в новые технологии или просто умение Роберта Суонсона пить пиво как настоящий мужчина. В конце концов, Герберт Бойер не всегда был генетиком и профессором: он родился и вырос в западной Пенсильвании среди сталелитейных заводов, вагоностроительных фабрик и угольных шахт, все детство пробегал в тяжелом шлеме форварда местной футбольной команды. Как бы там ни было, Бойер и Суонсон ударили по рукам, скинулись по 500 долларов и учредили первую в мире компанию по производству невиданных доселе biopharmaceuticals - биологических лекарственных препаратов. Стартап окрестили Genentech - от Genetic Engineering Technology (генетическая инженерная технология).
Понятное дело - на 1 000 долларов уставного капитала генов не наклонируешь, поэтому первой демонстрацией делового мастерства Суонсона стало привлечение на свою сторону Томаса Перкинса, одного из владельцев компании 'Кляйнер-Перкинс и т. д.', в которой еще накануне Суонсон числился самым перспективным сотрудником. Перкинс направил солидный инвестиционный капитал в 'Джинентек'. Суонсон, совмещающий должность президента и генерального директора (Герберт Бойер скромно довольствовался титулом вице-президента и члена правления), нанял перспективных ученых-генетиков (почти все - ученики Бойера!), и закипела работа.
Лучшим интеллектуальным приобретением 'Джинентек' на стадии становления компании стал молодой специалист из Западной Германии Питер Зибург, которого по наводке Бойера Суонсон сумел переманить из Университета Сан-Франциско лакомыми финансовыми перспективами. Конечно, Зибург рисковал, предпочтя надежной академической карьере работу в безвестном приватном стартапе. Однако Зибург был молод, слушал 'Dreadful Dead' [70], энергично нюхал кокаин и за пару лет пребывания в Виноградном штате (название Калифорнии) прочно проникся духом анархизма и авантюризма, которые, казалось, навеки
