— Об этом поговорим потом, Ки Бок. Где секретарь партийного комитета?
— Пойдем с нами, — один из товарищей вызвался проводить Тхэ Ха.
Они вошли в небольшой, крытый соломой дом. Навстречу им поднялся Чун О и после приветствия спросил:
— Ты наше письмо получил? А что случилось потом? Должно быть, немало горя хлебнул…
— Получил, но поздно…
— Ругал нас, что оставили тебя одного? Так сложились обстоятельства, ничего нельзя было поделать.
— Что вы! Я об этом даже не думал.
Тхэ Ха не мог умолчать о том, что мучило его… Перед эвакуацией партийный комитет поручил ему взорвать железнодорожный мост, но ему не удалось выполнить это задание: его арестовали лисынмановцы именно тогда, когда он закладывал динамит.
— Может быть, я виноват в том, что замешкался, и потому не сумел вовремя поджечь фитиль… — в словах Тхэ Ха чувствовалось неподдельное горе.
— Об этом после… Лучше расскажи по порядку, что с тобой было после ареста. Как тебе удалось спастись? — с нетерпением спросил Чор Чун.
«С чего начать? — подумал Тхэ Ха. — Разве можно сейчас поведать страшную правду о старике Киме ничего еще не подозревающему Чор Чуну?»
Узнав, что Тхэ Ха вернулся, со всех сторон сюда стекались люди. Каждому хотелось узнать, что происходит на родной шахте, какая судьба постигла не успевших эвакуироваться товарищей. Рассказ Тхэ Ха потряс всех; в глазах у многих стояли слезы.
Тхэ Ха решил пока не говорить о смерти старика Кима. Но когда он стал рассказывать, как его и Кима вели на расстрел, уже никакая сила не могла удержать юношу, в сердце запылал огонь, спазмы сжали горло:
— Дядя Чор Чун, простите, что я вас так называю: привык с детства. Что поделать?… Мы все отомстим за вашего отца! — И на глаза Тхэ Ха навернулись крупные слезы. Лицо Чор Чуна покрылось бледностью, он весь словно окаменел, только мелко-мелко дрожали губы. — Отец просил передать, что умирает честной смертью. «Шахта наша, и никто ее у нас не отберет. Здесь я и приму свою смерть», — говорил он.
Чор Чун медленно поднялся и молча вышел. Из окна было видно, как он нетвердой походкой шел по полю.
— Такая смерть достойна шахтера, — нарушил молчание Сын Хун.
— Это все дело рук Док Ки. Если бы он не донес, откуда враги узнали бы, что Ким — отец Чор Чуна?
— Ух, гад!—скрипнул зубами богатырь Сок. — Попадись он только мне в руки!
— Что можно ждать от предателя Док Ки?
— Поскорей бы вернуться туда. Руки чешутся, — произнес Хак Пин.
Чун О спросил у Тхэ Ха, сколько шахтеров арестовано и что происходит в поселке. Всегда веселый, любитель шутки, Чун О вдруг стал серьезным.
Услышав, что в здании партийного комитета теперь разместилась военная полиция, Чун О только крепче сжал побелевшие губы.
Вернулся Чор Чун. Ему уступили место. Каждый понимал, как тяжело товарищу. Ведь только недавно осколком бомбы был убит его ребенок, а теперь расстреляли отца. Несчастья преследовали Чор Чуна; горе надломило его, он потерял душевное спокойствие, стал угрюмым и раздражительнным. В этот день после обеда началась проверка кандидатов в партизанский отряд. Чор Чун придирчиво расспрашивал их, а всем беспартийным сразу же отказал в зачислении, считая, что им доверять нельзя.
Чон Ок узнала о возвращении Тхэ Ха позже всех. Ей сказала об этом попрыгунья Сон Хи. Юркая, подвижная, Сон Хи всегда знала, что происходит вокруг, всегда весело щебетала. Недаром ее ласково прозвали «наш воробушек».
Здесь в глухой деревушке нашли временный приют эвакуировавшиеся женщины. Все они трудились, стараясь чем могут помочь своим мужьям, братьям и сыновьям.
Хотя временами до деревни доносились глухие раскаты канонады, тут было сравнительно спокойно.
Трудный путь отступления не надломил жизнерадостных девушек. Как только они здесь остановились, сразу взялись за стирку накопившегося белья. Потом вымылись сами и переоделись. Причесываясь, они с улыбкой заглядывали в случайно оказавшийся осколок зеркальца.
Мальчика, которого спасли во время бомбежки у переправы, у Чон Ок забрала Сук Хи и вместе с беженцами ушла дальше к Чандину.
У Чон Ок было много забот и не оставалось свободной минуты: то она разрезала на бинты домотканную бязь, то зашивала порвавшиеся вещевые мешки, то мастерила кому-то матерчатый патронташ, то штопала носки. Глядя на постоянно занятую Чон Ок, ее подруги тоже не сидели без дела. Однако кое-кто из них попрекал Чон Ок за непоседливый характер.
— Сидела бы на месте — всем было бы спокойнее, — вздохнула одна женщина лет тридцати.
— Что только не взбредет этой Чон Ок в голову? Как она ухаживала за чужим ребенком, будто это ее собственный, — откликнулась другая.
— Да это же репетиция. Неужели не догадываетесь? Вот придет ее Тхэ Ха, она и сама матерью станет, — рассмеялась машинистка шахтоуправления, вышивавшая кому-то патронташ.
Чон Ок, опустив глаза, отмалчивалась и наматывала на катушку самодельный бинт. Только иногда у нее дрожали веки, словно трепетные бабочки. Ее чистые, доверчивые глаза были печальны.
Когда речь заходила о Тхэ Ха, сердце ее охватывала тревога. «Где он? Что с ним?» — думала Чон Ок.
Она гордилась своим Тхэ Ха. Чон Ок часто вспоминала недавние счастливые дни, и тогда еще сильнее становилась боль. Только теперь она доняла, как сильно любит его и как мало ценила прежде счастливые минуты: из-за пустяков ссорилась, неделями не разговаривала… Раньше, когда грубые шершавые ладони Тхэ Ха касались ее руки, Чон Ок коробила грубоватая простота парня… А теперь до чего дороги стали ей эти мозолистые шахтерские руки!
Вдруг дверь распахнулась настежь и в комнату вбежала раскрасневшаяся Сон Хи.
— Ой, Чон Ок, что я тебе скажу!-—Она запыхалась, хотела поскорей рассказать подруге приятную новость.
— Что с тобой? Ты вся сияешь!—Чон Ок на время отложила работу.
— Радуйся! Вернулся Тхэ Ха! — выпалила взволнованная, готовая расплакаться от радости Сон Хи.
— Что ты выдумала?—спокойно произнесла Чон Ок, но у нее побелели губы, и она чуть не упала. А может быть, это очередная выдумка Сон Хи?
Уловив настороженный, взгляд подруги, в котором было и сомнение и надежда, Сон Хи взволнованным голосом повторила:
— Чон Ок, клянусь тебе! Он вернулся.
— Где же он? — с трудом проговорила Чон Ок.
— У директора шахты. Секретарь парткома велел тебе сейчас же прийти и захватить бинт. Его схватили лисынмановцы и повели на расстрел. Чудом спасся.
Всех подруг Чон Ок взволновало это известие. Только она сама все еще не верила своему неожиданному счастью.
— Почему просят прийти меня?—допытывалась она у подруги.
— Я откуда знаю? Так велел секретарь.
— Иди же скорей, она говорит правду, — уговаривали ее подруги.
— Как хочешь, я передала, а там твое дело, — проговорила обиженная недоверием к ее словам Сон Хи.
Наконец Чон Ок решилась и, захватив бинты, выбежала из дома.
