парень с умными глазами.
– Александр Андреевич передает вам привет, – сказал он.
– Спасибо, – ответил профессор. – Только я от ваших приветов чуть со страха не помер.
– Со страха не помирают, – деликатно не согласился дружелюбный незнакомец. – Помирают от других причин.
– Так что хотел сказать Перов? И почему не сказал сам?
– Генерал просил вас предупредить, что вы – в списке врагов губернатора.
– Тоже мне, удивил, – невесело ухмыльнулся профессор.
– В списке смертельных врагов, – мягко уточнил гость. – Вы излишне не волнуйтесь, – добавил он, заметив невоинственную реакцию профессора. – Вас будут прикрывать два наших сотрудника. Служба физзащиты. Они подъедут сюда через полтора-два часа. Это время вы проведете в комнате охраны, на втором этаже, с ними все договорено. Простите за неудобства.
– А Семенова? Она тоже получила пулю в бумажке. И Вичка.
– Ей ничего не грозит. За ее дочкой присмотрят. Все под контролем, главное – никакой самодеятельности. И вот еще, – опер достал из объемистого пакета какой-то сверток. – Это вам придется носить, пока не дадим отбой.
«До конца тендера», – понял Береславский.
Что такое кевларовый бронежилет, он, как научно-популярный журналист, давно знал.
– Хорошо, – сказал Ефим Аркадьевич. Его настроение поднялось. В связке с Перовым и его ребятами Муравьиный Папка смотрелся уже не так страшно.
Профессор взялся за ручки пакета, но парень настойчиво повторил:
– Сейчас наденьте, пожалуйста.
Ничего не попишешь.
Ефим разделся и натянул кольчужку – она была не особенно тяжелой, рубашка и пиджак хорошо ее прикрывали.
Парень, внимательно осмотрев экипированного профессора, остался доволен.
– Все. На два часа прощайтесь с друзьями – и давайте на второй этаж.
– Хорошо, – согласился Ефим. – Спасибо большое. И вам, и Александру Андреевичу.
– Это вам спасибо, – улыбнулся опер.
– Мне-то за что? – удивился профессор.
– За то, что не испугались.
– Я – испугался, – честно сказал Береславский. Он был хвастун, но не враль.
Подойдя к столику друзей-партнеров, Ефим сказал пару слов о неожиданной поддержке – перед боем дух личного состава должен быть высок. И о том, что Надежде и Вичке ничего не угрожает.
Семенова воспряла: ее всегдашний кураж потихоньку к ней возвращался. Они с Ванечкой пошли к выходу, а Ефим, сопровождаемый внимательным взглядом парня, направился по лестнице на второй этаж.
Там он пошел в направлении комнаты охраны, потом прошел мимо нее и через боковой коридор двинулся к одному из выходов на улицу.
Сидеть два часа в комнате охраны профессор не собирался. Собирался же он съездить домой, предупредить Наташку, выслать ее из города в сторону малой родины, то есть в Узбекистан, в теплый и хлебосольный город Ташкент, благо виза была не нужна. Там жена будет в полнейшей безопасности: родни больше, чем бойцов в армии Сухова. А Береславский тем временем вернется и к приезду ребят будет, как и договаривались, ждать в комнате охраны.
Выскользнув из здания, он вышел в любимую заснеженную Москву, но пошел не к машине, а мимо здания бывшей Ленинской библиотеки, к метро – все шпионы во всех фильмах бросают свои авто, если им надо остаться незамеченными. По телефону предупредил Наташку, чтоб никуда далеко не исчезала.
Через двадцать минут он уже подходил к дому. Открыл магнитным ключом калитку, оказался на охраняемой придомовой территории. Ну, теперь можно временно расслабиться – все-таки тревога профессора не оставляла.
Береславский уже обдумывал, что скажет Наташке – надо и мобилизовать ее резко, и не слишком напугать, не то без мужа не уедет, – как вдруг со всего маху наткнулся на что-то твердое.
«Что за черт?» – не понял Ефим. И еще раз его толкнуло, только теперь по щеке и шее будто что-то брызнуло и потекло.
Потом он понял, что лежит на спине: виднелся красный кирпичный бок дома и серое, в снежных тучах, небо.
А потом все исчезло.
Глава 24
Николай на работу не пошел.
День был будний, хоть и предновогодний, но срочных дел не намечалось. Круглов уже определился с будущим основным бизнесом – ресторан «Три медведя» был мелким промежуточным этапом, чтоб совсем не сидеть без занятия. В ближайшее время он собирался выкупить прозябающий деревообрабатывающий комбинат – вот тогда дел будет невпроворот.
Семьдесят километров от областного города – а разница как между Москвой и Пензой. Фундамент да стены с кровлей – вот что в основном осталось целого. Все, что можно было украсть и продать, уже давно украли и продали. Хотя и оставшееся – далеко не ноль.
Кроме того, Николай Владленович пусть и состоятельный человек, но не олигарх. Поэтому на новенький завод ему просто не хватило бы средств.
Тем более что все свои деньги он в бизнес вкладывать не собирается.
Потому что бизнес – это бизнес. Может принести многократную прибыль. А может съесть вложенное.
Последний вариант для Круглова – в его теперешнем качестве – неприемлем. Ибо отныне и, как надеется Николай Владленович, вовеки он несет ответственность не только за себя, но и за двух дам, наконец-то покинувших свою старую квартирку и обживающих полноценное кругловское жилье.
– Дядя Коля! – послышался тонкий голосок. – Ты здесь?
– Да, я здесь, Маргаритка! Дуй ко мне!
Вот и одна из них. Поднимается по деревянной лестнице к нему, в кабинет на втором этаже. Маргаритка любит рисовать за его столом, под огромным косым окном, вмонтированным в скат крыши, в которое и далекий лес виден, и облака, низко проплывающие, так удобно разглядывать.
А Круглов любит все, что любит Маргаритка.
Вон цирк приехал в город – пришлось трижды посетить. Ребенок был счастлив, и Николай не смог ей отказать. Однако, к своему удивлению, в третий раз попав на одну и ту же программу, никакой скуки не испытал.
Сам себя спросил: что ж ему в этом довольно посредственном гастролирующем коллективе так понравилось? И сам же себе ответил: более всего его сюда привлекал отчаянный хохот рядом сидящей дочки. Клоуны зацепили-таки ее благодарное сердечко.
Так что если бы гастроли не закончились, он бы и в четвертый раз с ней пошел. И в пятый.
Маргаритка наконец добралась до двери.
– Дядя Коля, а можно я у тебя поиграю?
– Конечно. Все, что захочешь.
Круглов не боялся избаловать девочку.
Детей невозможно избаловать тем, что их любишь. А потому Марго могла делать в его кабинете практически все, что желала: рисовать, лепить, складывать пазлы, вырезать из бумаги. Просто смотреть телевизор или – что она любила не меньше – в огромное наклоненное окно.
Потом, правда, следовало все за собой убрать: Николай Владленович в этом вопросе был непреклонен. Если девочка уставала и здесь же, на кожаном диванчике, засыпала (она, конечно, утомлялась намного
