и второго атакует та же напасть?
– Коля, – наконец решилась она.
– Да, Леночка. – Он сидел в глубоком кресле у окна, нагулявшийся, наигравшийся с Маргариткой, напившийся горячего вкусного чаю. Довольный и немножко усталый. А еще совсем миниатюрный на фоне дорогой и тяжеловесной мебели.
Зато уже почти родной.
Даже к первому мужу она ничего подобного не испытывала.
Тем страшнее было бы оказаться на осколках счастливого сна.
– Что ты молчишь? – переспросил он.
– Похоже, я беременна, – сказала она.
– Что? – переспросил Николай.
Она поняла его удивленный вопрос по-своему.
– Это только моя проблема, – тихо сказала Лена. – Ты ни при чем.
Он, как подпружиненный, выскочил из своего кресла.
– Как это ни при чем? Ребенок – мой. Ну, я хотел сказать – наш, – сам себя остановил Круглов.
– Наш, конечно, – улыбнулась она. – Я просто не знала, как ты к этому отнесешься. У тебя же своих забот полон…
Договорить он не дал.
Подхватил на руки, закружил по комнате, благо размеры гостиной позволяли.
Лену всегда поражало это несоответствие миниатюрных кругловских «габаритов» и какой-то чуть ли не медвежьей мощи.
– Оставь, упадем же! – засмеялась она.
И они упали. На большой пушистый ковер в библиотеке – не заниматься же этим при ребенке, пусть даже и крепко спящем.
Вдруг Николай испуганно спросил:
– А можно? Мы ему не навредим?
– Нет, – покачала головой Лена. – Этим мы ему точно не навредим.
Она никогда еще не видела Круглова таким счастливым. А он никак не мог взять в толк, чего она продолжает кукситься.
Наконец не выдержала. Сказала:
– Я тоже очень хочу ребенка. Но я боюсь.
– Чего конкретно?
– Того же, что было с Маргариткой.
– Этого не будет.
– Откуда ты знаешь?
– Не важно. Знаю – и всё. Гарантирую. Ты мне веришь?
И как тогда, перед сканированием, у раскрытого жерла томографа, Лена ему поверила. Раз Круглов сказал – значит, так и будет.
Счастливый день тянулся бесконечно, но вовсе не так, как тянутся несчастливые или скучные дни. Просто каждый его миг был дорог обоим, вот они их по отдельности и проживали, мгновение за мгновением.
Ближе к вечеру к Николаю Владленовичу прибыл странный гость. Чай пить не стал. Даже в комнату не прошел. О чем-то пошушукался с хозяином и так же незаметно вышел.
А Круглов взял мобильный – не свой обычный, а почему-то запасной, лежавший в ящике его письменного стола, – и стал набирать номер Береславского.
Трижды пытался – и трижды выслушивал длинные гудки. Странно, значит – в зоне досягаемости. Но почему-то не берет трубку.
Еще раз позвонил через час. С тем же результатом.
Потом набрал перед тем, как лечь спать. Ефим не отвечал.
– Что-нибудь случилось? – спросила Лена.
– Нет, ничего, – спокойно ответил Николай Владленович.
Просто позвонит завтра.
Когда-нибудь, да дозвонится – не мог же профессор уехать надолго перед их захватывающим тендером?
Глава 25
Уже восьмой день Ефим Аркадьевич находился в небольшой отдельной палате, с кремовыми стенами и белым потолком. В ней и Новый год тихонько встречал. В палате стояли две койки (на второй вначале, когда ему было совсем тухло, ночевала Наталья), стол со стулом, телевизор и даже маленький холодильник. Палата была коммерческой, но платить Береславскому не пришлось: лечение в этой пригородной больнице являлось частью операции прикрытия, организованной ведомством Перова.
– У тебя точно ничего не болит? – После покушения прошло больше недели, но Наташка так и не могла поверить, что ее ненаглядный ожил окончательно: уж слишком страшно тогда выглядел Ефим, лежавший на спине, на заснеженном тротуаре, с залитым кровью лицом.
И даже три опустошенных тарелки на столике возле кровати – из-под борща, тушеной телятины с картошкой и овощного салата – не успокаивали ее полностью.
– Точно, точно, – отозвался уставший от обильного обеда больной: он как раз допивал вишневый компот.
Наташа собрала грязную посуду и пошла в ванную комнату: на каждые две палаты приходился один полноценный санузел.
На скрип двери мгновенно нарисовался парень лет двадцати семи, с цепкими внимательными глазами. Он прикрывал вход из коридора. Второй охранник крейсировал поблизости, изучая вероятные и невероятные варианты угроз для драгоценной профессорской жизни. Кроме того, стандартная, чоповская, охрана медучреждения также получила четкие дополнительные инструкции.
Сам Перов приезжал дважды.
Это дело теперь стало для него не просто частью профессии – слово «дружба» Александр Андреевич понимал так, как оно и было задумано Всевышним. Так что можно было смело констатировать: в чувствах, испытываемых генералом к Муравьиному Папке, прослеживался и личный след.
Впрочем, план действий от этого не менялся.
Впервые у высокопоставленного милиционера появились реальные шансы прищучить банду, грабившую целую губернию. Более того, выстрел недельной давности тоже мог бумерангом отозваться на его заказчике. Одно дело – игры с тендером и откатами, которые при нынешних экономических отношениях и мощных связях Синегорова крайне сложно ловятся, другое – документированный, то есть записанный на видео, заказ на убийство и последующая попытка его исполнения.
Конечно, хороший адвокат попытается развести эти два события, особенно пока не пойман исполнитель. Однако запись все равно оставалась сильной уликой. К тому же шла активная работа по сброшенной киллером винтовке: снайперская бесшумка «Винторез» – довольно редкое оружие, и менты надеялись выйти через нее на суховские связи.
Ефим Аркадьевич, кстати, теоретически был мертв.
Официальные объявления никто не делал, но неофициально распространяли слухи, что профессора в бессознательном состоянии отвезли в госпиталь МВД. Где он по сей день якобы и находится – в реанимации, в безнадежной коме. Это должно было успокоить Сухова и губернатора, ослабив их желание нанести какие-нибудь новые удары.
Впрочем, они и так, наверное, подуспокоились: Береславский более не существует, исполнитель вряд ли кого сдаст – максимум еще одного посредника. Заявку в тендерный комитет никто внести не пытался. В бизнес-сообществе Надежда Владимировна не раз заявляла, что после всех событий она навсегда выходит из подобных игрищ. Заявляла не по просьбе Перова, а по собственной воле. Говорила она это и при Игумнове, так что информация наверняка достигла суховских ушей: роль молодого режиссера во всей
