написанного к сделанному – путь не всегда короткий.
Больше говорить было не о чем. Все устали. Не физически, а от обилия информации, невероятной, но очевидной.
Для очистки совести Дариан устроил мальчику испытание. Впрочем, он уже предвидел его результаты. Мальчик почти мгновенно пробежал глазами предложенный ему свиток в два локтя длиной, равнодушно вернул его Дариану и монотонно начал:
– «На мощение улицы у обрыва ушло 182 бордюрных камня красного оттенка и 76 – черного, 7839 малых камней красного цвета и 2947 – черного, 5112 бурдюков песка речного; работали 91 день 62 раба и три охранника, во время работ два раба умерли, и одна рабыня родила дочь; на мощение улицы у городских ворот ушло…»
– Довольно, – перебил Дариан размеренную речь мальчика.
Расходились все ошеломленные услышанным и с разными чувствами. Дариан – со всколыхнувшейся надеждой: в отличие от их страшнейшего врага Кеоркса, он верил в силу знаний. Игемон – в тревоге и злости: за этого мальчишку отвечать придется Городу, тут и гадать нечего. Остальные уходили с желанием поскорее вернуться к привычным делам: такие откровения, что им только что пришлось пережить, явно вышибали человека из привычного и комфортного состояния – единения с текущей жизнью.
А жизнь шла тем временем своим чередом: у кого-то – в пышных торжествах, богатых семейств в тысячелетнем Городе хватало, у кого-то – в тяжком труде для своих близких, тяжком, но свободном. У рабов – в еще более тяжком и совсем уж без надежды когда-либо устроить свое бытие благополучнее.
Город был полон запахов: нагретого на солнце камня, кушаний и специй южной кухни. Ну, и еще некоторые запахи явно присутствовали, поскольку, в отличие от Маалена, канализации за тысячу лет существования там так и не создали.
Вот об этой простой, но нужной вещи и беседовал Дариан с мальчиком из Маалена, оторвав того от игры в камни – что-то наподобие возникшей пару тысячелетий позже игры в «расшибалочку» (что интересно – тысячелетия проходят, а дети, в их главных качествах, не меняются).
Мальчик без труда вспомнил и нарисовал схему мааленской канализации (кстати, там и водопровод был, созданный из бамбуковых труб, что привозили с Дальнего Востока по морю). Но труб достаточно большого диаметра даже в Маалене не существовало, их роль выполняли каналы, образованные прямоугольными плитами, зазоры между которыми были герметично закрыты глиной. Вода по всем каналам сразу «спускалась» два раза в день, с горы – в долину, поворотом раздаточной заслонки на водном резервуаре. Отец мальчика, смеясь, говорил, что такой нечастый смыв даже полезен – приучает жителей к режиму. Так или иначе, но на мааленских улицах преобладали все же запахи еды и цветов, а не нечистот.
Члены Совета сначала не одобрили инициативы Дариана – тысячу лет жили без канализации, и ничего, но после объяснений соправителя согласились на неприятный дополнительный налог.
А объяснения, к сожалению, были просты и печальны. Кеоркс рано или поздно нападет на Город. Взять – не возьмет, но осадит надолго. Воды всем хватит, а вот грязь вывозить за крепостную стену, как сейчас, рабам никто не позволит. А от грязи не только запахи, от них еще и болезни – эти знания возникли задолго до появления дипломированных микробиологов.
Закончив про канализацию, спросил Дариан еще об одном, тоже очень волнующем: не знает ли сын Хранителя Знаний о каком-нибудь новом чудо-оружии? До города доходили слухи о замечательных зеркалах, спаливших вражеский флот. И даже о неких трубках, с одной стороны которой засовывали камешек или бронзовый орешек-кругляш, а с другой – набивали чудо-порошок, поджигали его, и камешек летел быстрее стрелы, выпущенной самым лучшим лучником, пробивая все на своем пути. Такие трубки оказались бы спасением перед превосходящими силами Кеоркса.
Ученый мальчишка помочь не смог.
Да, он слышал от отца о зеркалах. Отец сильно сомневался, что такое возможно. Во всяком случае, собственные опыты Хранителя Знаний не подтверждали возможности создания из солнечного света всесильного оружия. Максимум, что ему удавалось сделать таким способом, – поджигать ритуальный костер на городской башне. Горожане были в восторге, но это все-таки скорее была шутка мастера, чем полезная работа.
Про трубки слышал тоже, да и читал. Но все названия материалов были на языке маленьких людей с Дальнего Востока. Отец мог бы легко все это воссоздать, однако искренне считал, что метать стрелы огнем для поражения врагов дозволено только богам. Маален же будет охранен своим извечным нейтралитетом и, опять же, божьим промыслом.
Дариан отпустил ребенка, и тот, мгновенно потеряв свой ученый вид, понесся на улицу играть с такими же сорванцами – он не забыл недавнего горя, но, как и все дети, быстро «переключал» голову.
Да, нового оружия не найдено. Но и Кеоркс его не имеет.
Кеоркс – страшный враг. И сильный. Однако Дариан был уверен, что, если мужество не покинет горожан, они сумеют отстоять свой Город, каким бы тяжелым ни был бой или осада.
Мальчишку быстро узнали и полюбили в Городе. За добрый нрав, за приветливость. Но прежде всего – за быструю и бескорыстную помощь в человеческих болях и страданиях.
Вот тут он был на высоте. Безнадежных, конечно, не исцелял, однако даже таким с помощью каких-то травок и минералов, найденных здесь же, чуть не под ногами, умел унять боль и муку. И не только лечебными смесями – добрым словом, ладонью, улыбкой. Кроме своих удивительных знаний, он просто был хорошим мальчишкой.
Жил он в доме соправителя Дариана. Тот кормил и одевал его так же, как и своих родных детей.
Все шло неплохо, и, может, появился бы в Городе со временем свой собственный Хранитель Знаний, если бы не одно злосчастное утро.
Он прибыл в одиночку, на черном коне в черной попоне. Городские ворота были открыты, но всадник, тоже весь в черном, спешился и несколько раз ударил копьем по покрытой бронзовыми пластинами воротине.
Посланник. И уже было понятно, от кого.
Все, чего хотел Кеоркс, было изложено в коротком письме. Вначале – масса любезностей и учтивости по отношению к правителям Города и горожанам. Потом – всего одна строка в свитке – требование выдать сына Хранителя Знаний из Маалена. Даже козу Кеоркс не забыл. Она шла в той же короткой строке под пунктом два. Потом – опять любезности и учтивости.
Все было ясно и Дариану, и Игемону. Да и любому члену Совета. Кеоркс был унижен мальчишкой, его удивительным полетом, его победой разума над грубой силой. «Аутодафе» предстояло не только сыну Хранителя, но и его козе, и наверняка его летательному аппарату (удивительное здание Дворца Знаний уже было сначала осквернено, затем уничтожено). Великий Кеоркс был унижен и уязвлен настолько, что, если мальчишку не отдадут, он начнет войну с Городом.
Вот таков был расклад перед решающим Советом.
Аргументы Дариана были просты, кратки и полностью повторяли его прежние доводы: волк никогда не сможет насытиться, потому что он – волк. Война, раньше или позже, все равно будет – так лучше вступать в нее, пока Кеоркс еще больше не раздулся от захваченных земель, припасов и рабов. А при осаде мальчик не будет лишним – это показали и строительство канализационных сооружений, и его медицинские способности.
Ни слова не сказал Дариан, что ему жалко отдавать на мучительную смерть невинного ребенка, к которому успел привязаться. Такой аргумент вряд ли услышала бы жестокосердная публика. Да и разве она изменилась за прошедшие тысячелетия?
Потом выступил Игемон. И его аргументы были известны. Война завтра лучше, чем война сегодня. Разве мы знаем планы богов? Может, всемогущий Кеоркс через год заболеет и помрет в одном из своих рейдов. Или обожрется на торжестве. Или будет отравлен лучшим другом (хотя это вряд ли: скорее сам всех отравит). Тем не менее вероятность нейтрализации Кеоркса высшими силами существует. А тогда его иридархские преемники мгновенно забудут про поход на Город – это ведь не маленькая победоносная война, сплочающая нацию под могучим вождем. Да и драчка у них в Иридархе будет нешуточная, наследство после Кеоркса останется немалое.
В общем, ничего нового не сказали соправители.