– Слава победителям! – радостный крик Святослава стал сигналом ко всеобщему ликованию.
А противники наши бывшие уже подниматься начали. Я к Глушиле поспешил.
– Живой?! – кричу ему и руку протягиваю.
– Да не ори ты так, – он мне отвечает. – Не настолько я глух.
Полежал, посмотрел немного на руку мою, словно на диковину какую, а потом схватился за нее и меня наземь повалил.
– Вот хитрюга! – кричит. – Лихо ты меня! Молодец! – А у самого глаза заплыли, будто пчелы его покусали. – Как зовут-то тебя?
– Добрыном, – отвечаю.
– А-а-а, понятно, – заулыбался он. – Теперь ясно, почему ты меня так легко побил. Наслышан про смекалку твою, княжич.
– Да не княжич я…
– Мне тебе велели слово передать, так и просили – увидишь Добрына-княжича, кланяйся и скажи…
– Вы чего тут разлеглись? – Кветан к нам подошел.
– Да вот, отдохнуть решили, – улыбнулся я, а сам подумал: «Эх, не вовремя ты, старшой».
– После отдыхать будете, ноне и повод есть. Ведь так, Глушила?
– Так, – сказал молотобоец. – И мы, как проигравшие, проставляемся.
– Вот это дело, – довольно потер руки старшой конюх. – А пока, Добрый, тебя на кургане ждут. Поспеши.
– Ольга позвала?
– Святослав.
Я на ноги поднялся, снежок с себя отряхнул и к кагану направился.
– Эй, Добрын, – мне вдогон Глушила крикнул, – Путята велел сказать, что завтра он в Киеве будет. На ристание [33] обещался приехать.
Мне жарко стало от этих слов, словно огнем имя болярина обожгло.
– Откуда ты про Путяту знаешь? – обернулся я.
– У меня тесть – Твердило Древлянин. Помнишь такого? – подбитыми глазами на меня великан сощурился.
– Как не помнить? – всплыл передо мной образ мужичка-огнищанина, который на стогне Коростеньском громче всех кричал, когда решали, что с волчарой Ингварем делать.
Недавно совсем это было, а кажется, что с той поры половина жизни прошла.
– Он перед Солнцеворотом приезжал дочь проведать.
– Спасибо тебе, Глушила, за весть добрую, – поклонился я молотобойцу и к кургану пошел.
– О чем это вы? – Кветан у посадского допытывать стал.
– То у Добрына спрашивай, – услышал я за своей спиной.
Шел я через побоище, а у самого в душе птицы весенние пели, оттого что скоро с Путятой повидаюсь. Но нечего сейчас об этом думать. До завтрашнего дня еще дожить надо. А пока нужно к Святославу спешить.
Поднялся я на курган, Ольге с каганом поклонился.
– Звал, Святослав? – у малого спросил.
– Ух, как ты, Добрын, здоровяка того завалил! – восхищенно посмотрел на меня мальчишка. – Глушила всех подряд клал, а тебя побороть не смог, выходит, ты самый сильный в земле Русской?
– Это навряд ли, – пожал я плечами. – Просто повезло мне.
– Что-то дюже часто тебе везет. – Ольга взглянула на меня со своего сиденья.
– Так, видно, Даждьбогу угодно, – склонил я перед ней голову.
– Любит тебя твой бог, – поправила она меховой полог на санках.
– С чего это вдруг? Я же ему не девка красная, – усмехнулся я.
– Зато парень завидный, – улыбнулась она.
– Добрый, – Святослав меня за рукав дернул, – а Свенельда положить сумеешь?
– Свенельда не смогу, – честно признался я. – Наставник твой и телом и духом крепок. Он на двух ногах на земле стоит, а я пока только на одной. Другую ногу не знаю куда поставить, – и на Ольгу взглянул. – А чего это ты о воеводе вспомнил? – повернулся я к мальчишке.
– Свенельд на ристании в конной потехе и в бое на мечах себя показать решил, – гордо каган сказал. – Вот я и думаю: сдюжишь ты супротив него или нет?
– Тут и думать нечего, – Ольга кагана одернула.
– Права твоя матушка, – вздохнул я. – В ристании только вольному человеку позволительно свою удаль
