– Нет, – покачал я головой. – Мне лишь дозволили из лука пострелять.
– Знатно, – обрадовалась баба. – Слышь, муженек, – пихнула она в бок Глушилу, – непременно на Добрына об заклад побейся, поставь на кошт гривну, что тебе в позапрошлом годе купец фряжский за медведя подарил.
– За какого медведя? – спросил я.
– Да, – отмахнулся молотобоец, – было дело.
– Ты пузо-то заголи, пусть Добрыня на дурь твою полюбуется.
– Да ладно тебе. – Мне показалось, что Глушила смутился.
– Чего? Стыдно стало? – подначила Велизара.
– Чего тут стыдиться? – И великан задрал подол рубахи. – На, любуйся.
Я увидел, что через живот и грудь Глушилы протянулись толстые багровые шрамы.
– Медведя на комоедцы [36] охотники привели, – затараторила Велизара. – А гость фряжский стал похваляться, что у них есть такие молодцы, что и медведя побороть могут. Ну а мой-то, – с нежностью взглянула она на мужа, – не долго думая, медведя того голыми руками задавил. За то и гривну золотую фрязь ему подарил. Только на что нам золото? Его же в рот не положишь.
– Это точно, – кивнул Глушила и прикусил моченое яблочко.
Я опасливо покосился на ручищу молотобойца, в которой яблоко казалось не больше ореха. Великан перехватил мой взгляд и хитро подмигнул мне подбитым глазом.
– И имей в виду, – сказал он, – что я тебе поддаваться не собирался, потому и радуюсь, что свой меня побил. А варяги – тьфу! – И сплюнул на землю косточки. – Мелочь пузатая.
– Мелочь не мелочь, – строго взглянула на него жена, – а когда Лучана-гончара схватили, в схороне от них прятался.
– Так это ты же у меня на руках повисла! – треснул кулачищем по столу Глушила, аж миски с корчагами подпрыгнули, а сидящие за столом притихли.
– Повисла, – Велизара словно не заметила злости мужа. – Зато ты сейчас за столом сидишь, яблоки жрешь и бражку пьешь, а по гончару уже давно кобели отбрехали.
– Эх! – вскочил великан со своего места, чуть лавку не перевернул, зыркнул на жену зло. – Век ни себе, ни тебе этого не прощу! – И вышел из-за стола.
Но тут к нему подскочил Кот:
– Чего разошелся, Глушила? Али угощение не по вкусу пришлось? – и засмеялся звонко. – Мы же с тобой оба ноне побитые, у тебя синяки, а у меня в одночасье рог на лбу вырос, – и пальцем на большую шишку – след недавнего побоища – показал. – Нам ли горевать калечным?
– А чего она? – кивнул великан на жену.
– Да что с них, с баб, взять? Давай-ка лучше спляшем, чтоб не зазря гудошники мучались, – и пошел перед Глушилой вприсядку, и приговаривать начал: – Я пойду, потопаю, повиляю жопою, пусть посмотрят мать-отец, какая жопа молодец!
И так у него радостно получилось, что великан не стерпел – притопывать начал и подпел конюху:
– Ох, теща моя, теща тюривая, по морозу босиком затютюривая.
И пошли плясать давешние супротивники – городской с посадским.
– Ты не смотри на него, княжич, – шепнула мне Велизара, – это ему хмель в голову ударил, а так он у меня смирный.
А между тем гульбище разгорелось с новой силой. Заразившись той удалью, с которой Кот и Глушила выделывали заковыристые коленца посреди Чурилиного двора, мужики решили потягаться в переплясе. Мальчишка-подгудошник на своем бубне взял залихватский лад, его напарник подхватил на жалейке, а гудошники еще сильнее раздули свои лягушачьи щеки. Даже старик гусляр, придремавший было недалеко от костерка, очнулся, на мгновение прислушался, а потом ударил по звонким струнам [37].
Кот стал заводилой. Он козырем прошелся вдоль столов, встал посреди двора, оправил кушак, закинул за ухо оселок и трижды притопнул по доскам дворового настила.
– Эй, посадские! Выходи бороться! – выкрикнул он и, приноравливаясь к ладу бубна, принялся прихлопывать ладошками по груди, коленям и голенищам сапог.
Потом он резко махнул через левый бок, высоко выкидывая ноги, и колесом, не касаясь руками земли, пролетел над двором.
Это вызвало всеобщий восторг и одобрение.
– Принимаем! – ответил ему Глушила, присел на корточки и неожиданно быстро прокатился бочонком вокруг конюха.
Только не рассчитал силы свои немереные, а может, голова от хмельного закружилась. Соскользнул он с каблука да со всего маха об настил саданулся.
– Эй, Глушила! – в наступившей тишине окрик Чурилы показался грозным. – Ты мне так все доски во дворе переломишь!
И от этого великан еще больше смутился.
Выручил мальчишка-подгудошник. Он выскочил на середину и начал вытворять с бубном всякие чудеса. Он стучал по нему кулаками, коленями, головой и плечами, и при этом ноги его вытворяли разные разности.
