Тот бог, кто правит морем волнуемым.
Землей недвижной, царствами слезными,
Кто и богов и смертных держит
Властью единой и непреложной.
Его повергли юноши буйные
Два брата, что хотели Пелий
Нагромоздить на Олимп лесистый.
Но что Тифою, Миманту сильному,
Порфириону, грозному обликом,
Иль Рету, или Энкеладу,
Рвущему с корнем деревья смело, —
Что им поможет против звенящего
Щита Паллады? С нею — ревнительный
Вулкан; с ней — чтимая Юнона,
Кто в чистой влаге моет Касталии
Кудрей извивы, — житель кустарников
Ликийских иль лесов родимых
Делоса, — ты, Аполлон Патарский.
Падет невольно сила без разума;
А умной силе боги и рост дадут
Все выше: им противна сила,
Что беззаконье в душе питает.
Тому Гиант сторукий свидетелем
Искавший девственной Дианы
И укрощенный ее стрелою.
Земля страдает, чудищ своих сокрыв:
Она тоскует, видя, что молния
Детей низвергла к бледным теням, —
Быстрый огонь не пронижет Этну,
И вечно печень Тития наглого
Орел терзает, страж ненасытности,
И Пирифоя-женолюбца
Мы верим: в небе — гром посылающий
Царит Юпитер; здесь же — причислится
К богам наш Август, как британцев
Он покорит и жестоких персов.
Ужели воин Красса с парфянкою
В постыдном браке жил — и состарился
В оружье тестя, что врагом был?
О, как испорчен сенат и нравы!
Царю покорны, дети Италии
Забыли огнь пред Вестой вечный, —
Хоть невредим Капитолий в Риме!
Провидец Регул этим тревожился,
Позорный мир отвергнув с презрением:
Пример опасный — так он думал —
Гибелью Риму грозит в грядущем,
Коль не погибнут вовсе те жалкие,
Что в плен сдавались. «Видел знамена я,
Там, на стенах пунийских храмов,
Без боя отдал; видел: завязаны
Свободных граждан руки за спинами;
Ворота настежь; пашут поле,
Что разоряли, солдаты Рима.
Боец, чья вольность куплена золотом,
Смелей ли станет? Только прибавится
К стыду убыток! Цвет природный
Шерсть после окраски вернуть не может.
Не хочет доблесть, будучи попрана,
Как лань, из сети частой выйдя,
Биться не будет, — не станет храбрым
Тот, кто пунийцам лживым доверился;
Не станет новых войн победителем
Тот, чья рука была в оковах,
Кто малодушно боялся смерти!
Ища, откуда б жизнь себе выпросить, —
Войну он с миром в мыслях смешал совсем!
О, стыд! О Карфаген великий!