Тотчас объявит всем рыболовам и всем, продающим
Овощи, птиц и душистые мази, всей рыночной черни,
Всем шутам, мясникам, завсегдатаям улицы Тускской,
Чтобы наутро пришли. Вот и утро — приходят толпою!
Лишь прикажи, хоть сегодня, хоть завтра, — получишь немедля!»
Слушай же, как благородно им юный богач отвечает:
«Ты из луканских снегов добываешь мне к ужину вепря:
Ты, невзирая на бурное море, ловишь мне рыбу;
Я не тружусь, а пользуюсь всем, недостойный! Возьми же
Десять тысяч себе, и столько же ты! А тебе я
Втрое даю за жену: хоть в полночь позову, прибегает!»
Сын Эзопа жемчужину, бывшую в ухе Метеллы,
В уксусе крепком велел распустить, чтобы, выпивши, разом
Он ее в быструю реку швырнул или в сточную яму?
Квинта же Аррия дети, друг друга достойные братцы,
Два близнеца по распутству, имели привычку на завтрак
Каждый день из одних соловьев заказывать блюдо.
Это — безумье иль нет? Чем отметить их: мелом иль углем?
Если старик забавляется детской игрой в чет и нечет,
Или на палочке ездит верхом, или домики строит,
Или мышей запрягает в колясочку — он сумасшедший!
Ну, а если рассудок докажет тебе, что влюбленный
Что в ногах у красавицы выть — не одно ли и то же?..
Можешь ли ты, например, поступить Полемону подобно?
Бросишь ли признаки страсти, все эти запястья, повязки,
Эти венки, как бросил их он, вином упоенный,
Только услышав случайно философа слово, который
В школе своей натощак проповедовал юношам мудрость!
Дай раздраженному мальчику яблоко: он не захочет.
«На, мой голубчик, возьми!» Не берет! Не давай: он попросит!
Как и влюбленный, выгнанный вон, перед дверью любезной
Если б она не звала: «Сама позвала; не войти ли?
Или нейти и разом конец положить всем мученьям?
Выгнала, что же и звать! Не пойду, хоть она б умоляла!»
Столь же разумный слуга между тем говорит: «Господин мой
То, в чем ни меры, ни смысла, — никак под законы рассудка
Нам подвести невозможно. В любви ведь это и худо:
В ней то война, то последует мир. Но кто захотел бы
Сделать то постоянным, что переменно, как ветер
Или как случай, — это все то же, как если б он вздумал
Как? Когда ты гадаешь и зернышки яблок бросаешь,
Чтобы попасть в потолок, неужели ты в здравом рассудке?..
Как? Когда ты, беззубый, лепечешь любовные речи, —
То умнее ль ребенка, который домики строит?
Вспомни и кровь и железо, которыми тушат сей пламень;
Вспомни Мария: он, заколовши несчастную Геллу,
Бросился сам со скалы и погиб; не безумец ли был он?
Если же это безумие ты назовешь преступленьем,
В сущности будет все то же, различие только в названье!
До свету бегал по всем перекресткам, где только есть храмы,
Громко крича: «Избавьте, о боги, меня вы от смерти!
Только меня одного! Всемогущие, это легко вам!»
Всем он здоров был, и слухом и зрением; но за рассудок,
Впрямь, при продаже его, господин бы не мог поручиться!
Эту всю сволочь Хрисипп в собратьях Менения числит.
«О Юпитер, от коего все: и болезнь и здоровье! —
Молится мать, у которой ребенок пять месяцев болен, —
Если его исцелишь от горячки, то завтра же утром,
В Тибр я его окуну!» Что ж? Если бы лекарь иль случай
Вдруг и избавил его от болезни, то глупая матерь
Мигом холодной водой лихорадку б ему возвратила!
Что тут причиной безумства? Причиной одно: суеверье!
Так-то, Стертиний, мой друг, осьмой меж семью мудрецами,
Дал мне оружье, дабы отныне никто не остался
Без наказанья, задевши меня! Кто мне скажет: «Безумец!» —
Тотчас ему я в ответ: «Оглянись, на себя посмотри-ка!»
Гораций
Стоик! Да будешь ты, после банкротства, гораздо дороже
То какое ж мое? А по мне — я здоров, да и все тут!
Дамасипп
Но неужели Агава, что в голову сына воткнула,
Будто в звериную, тирс, почитала себя сумасшедшей?
Гораций
Да, как видно, ты прав. Сознаюсь откровенно: глупец я!
Даже безумец, пускай! Но все-таки молви: какой же
Я страдаю болезнью души?..
Дамасипп
Во-первых, ты строишь!
То есть ты подражаешь людям высоким, а сам ты
От головы и до пят не выше двух футов! Подумай:
Ты, улыбаясь, глядишь, как Турбон, лихой не по росту,
Ежели ты намерен во всем подражать Меценату!
Где уж тебе, столь несходному с ним, в чем-нибудь состязаться?
Как-то теленок ногой растоптал лягушат, и один лишь
Спасся и в сильном испуге рассказывать матери начал,
Что за огромный их зверь растоптал. «Огромный? — спросила
Мать, надувая живот. — Такого, наверное, роста?»
«Нет, — говорит лягушонок в ответ, — раза в два был он больше».
«Что же, такой?» — мать спросила, надувшись еще. — «Нет, хоть лопни,
