июля. Подтверждаются сведения о переброске войск в Баргу (район Маньчжурии, примыкающий к Забайкалью и МНР). Туда же прибыл второй бронепоезд. Сводка 22 июля. Продолжается стягивание частей пехотных бригад в район Пограничной. Туда же из Харбина вышел бронепоезд. Устье Сунгари минировано китайцами. В Дайрене идет вербовка белых генералом Семеновым. Позиция Японии по-прежнему выжидательная. Сводка 24 июля. Получено сообщение, что Нанкин (правительство Чан Кайши) военной помощи в Маньчжурию не пошлет, и поэтому следует рассчитывать только на себя. Позиция Японии остается прежней. Никаких военных приготовлений ни в частях Квантунской армии, ни в метрополии не отмечается. Это была нормальная, повседневная работа начальника Управления — знакомиться каждый день с поступающей из Маньчжурии информацией, проверять, перепроверять и анализировать ее, подписывать разведывательные сводки. И так изо дня в день на протяжении нескольких месяцев до окончания конфликта на КВЖД. И это помимо основной работы — разработки новых разведывательных операций, подбора кадров для них, подготовки и отправки их за рубеж. Если добавить сюда анализ информации и действия разведки в европейских странах и на Ближнем Востоке, то работы хватало на полные сутки. Приходил он в Управление рано, а уходил поздно вечером. И в таком режиме — работа круглый год.
Внешняя Монголия, которая с 1921 года стала независимым государством, примыкала с запада к маньчжурскому району Барги и прикрывала операционное направление в обход КВЖД и Забайкальской железной дороги к Транссибирской магистрали. Это была безлесная, почти ненаселенная равнина с редким кочевым населением, без четко обозначенной границы, на которую не обращали внимания живущие по обе стороны монголы. Ни центральное правительство Китая, ни маньчжурское правительство не признавали независимость Внешней Монголии. Чан Кайши признал независимость МНР только в 1946 году. Поэтому концентрация мукденских войск на западной ветке КВЖД в Барге и в районе Хайлара создавала реальную угрозу вторжения маньчжурских войск на территорию Внешней Монголии.
Тревожная обстановка в этом районе требовала обстоятельного анализа и оценки всех событий, которые там происходили в первой половине 1929 года. Собрав все сведения, которые поступали в Москву, Берзин 22 июля 1929 года составил и подписал подробный доклад об угрозе Внешней Монголии. В этом документе он отмечал последнее заявление Чан Кайши в центральном комитете Гоминьдана о том, что кроме вопроса о КВЖД существуют еще и другие вопросы, которые должны быть урегулированы, в частности вопрос о Внешней Монголии. Это заявление подтверждало ту информацию, которая поступала в Управление об особом интересе Нанкина к проблеме Внешней Монголии, считавшем территорию республики неотъемлемой частью Китая.
По агентурным каналам, отмечал Берзин в своем докладе, в Москву поступила информация о том, что в конце марта 1929 года в Шанхае состоялось особое совещание. Обсуждались вопросы обеспечения окраин Китая от проникновения коммунистических идей. На этом совещании главной темой была монгольская проблема. Присутствовали министры иностранных дел и финансов нанкинского правительства, представители штабов Нанкина и Мукдена, японские и английские офицеры разведок, а также атаман Семенов, без которого не обходилось ни одно подобное совещание. Министр иностранных дел в своем выступлении от имени нанкинского правительства заявил, что Китай может быть полностью огражден от проникновения коммунистических идей СССР в том случае, если на его окраинах будет создана система буферных государств, включая и Внешнюю Монголию. При этом он заявил, что правительство придает особое значение Внешней Монголии и той опасности, которая может угрожать Китаю со стороны этого не признанного никем государства ввиду наличия в нем сильного влияния СССР.
Проанализировав все возможности вооруженного нападения на Внешнюю Монголию, начальник Управления пришел к выводу, что «угроза со стороны Барги в основном определится общим развитием событий в Северной Маньчжурии и в случае развития нашего конфликта с Мукденом — не исключена. Наиболее реальная угроза Внешней Монголии намечается со стороны Внутренней Монголии, где с начала 1929 года усилилась подготовительная работа со стороны нанкинцев и в основном солидаризирующихся с ними монгольских феодальных и ламаистских группировок». Но, несмотря на солидную подготовку к возможной агрессии против республики, Берзин считал, что в настоящий момент, то есть летом 1929 года, такая подготовка еще недостаточна для нападения. В этом же документе он отмечал и повышенную активность реакционных элементов внутри республики, а также недостаточную консолидацию левого руководства внутри Монгольской революционной партии. Последующие события показали, что оценки обстановки, данные в документе, были точными.
Итоги своеобразного мониторинга угрозы дальневосточным рубежам страны были подведены в Управлении в конце августа 1929 года. 24 августа были разработаны «Соображения об оперативном использовании китайских войск против СССР». Документ адресовался начальнику Штаба РККА Б.М. Шапошникову. В первом разделе «Политические условия возможного военного выступления Китая против СССР» отмечалось, что возможность образования блока главнейших военных группировок, а также согласование и объединение их стратегических планов является тем условием, которое определяет вероятность вооруженного выступления Китая против СССР в настоящее время (в августе 1929 года). Основное условие подобного выступления, по мнению Управления, — возможность контакта и согласованных действий между Мукденом и центральным правительством Китая в Нанкине, а также позиция Японии.
Чжан Сюэлян считал себя независимым правителем трех восточных провинций Китая, и чтобы обезопасить себя от угрозы со стороны нанкинского правительства и вторжения нанкинских войск в Маньчжурию, до конца августа 1929 года не перебрасывал к советско-китайской границе ни одной своей части из Мукденской провинции. Это обстоятельство, зафиксированное агентурой военной разведки, также учитывалось в Управлении и Штабе РККА. Шапошников, ознакомившись с «Соображениями» переадресовал этот документ начальнику Оперативного управления для сведения и учета при текущем планировании.
Глава пятая
РАЗВЕДКА СТАЛИНА
Разведупр — Абвер
Контакты двух разведок
В одном из солидных трудов по истории советской военной разведки 20–30-х годов есть утверждение о том, что начальник Разведупра Ян Берзин «был твердо уверен в том, что взаимодействие между разведками различных государств невозможно, нежелательно и опасно». Утверждение достаточно спорное. Ведь любой контакт между представителями двух спецслужб на официальном уровне, то есть с разрешения своего командования, является взаимодействием даже при обмене информацией в устной или письменной форме. А таких контактов в 1923–1933 гг. было вполне достаточно, хотя исследователи и историки располагают пока что немногими документами по исследованию этой проблемы.
Историки считают, что начало обмена разведывательными данными между военной разведкой СССР и германским Абвером началось во время рурского кризиса в январе 1923 г., когда угроза вторжения французских и бельгийских войск становилась достаточно реальной. В этих условиях Польша, отношения с которой были очень напряженными, могла решиться на военный конфликт со своим западным соседом. Чтобы создать хоть какой-то противовес польским угрозам с Востока, главнокомандующий рейхсвера генерал Сект и начальник неофициального генштаба Хассе встретились с советским полпредом Николаем Крестинским и находившимся тогда в Берлине Карлом Радеком и ознакомили их с имевшимися у Абвера сведениями о положении под Мемелем и о мобилизационных мероприятиях ПОЛЯКОВ. Информация была ценной, а дальнейшие контакты в этой области были признаны перспективными. Но в то время вряд ли советские дипломаты и политические деятели могли оценить по достоинству эти мероприятия.
Подобные контакты советских политиков и дипломатов с высшими военными чинами рейхсвера по
