таким специфическим вопросам, как обмен разведывательной информацией, были не совсем удобны. И уже с конца 1923 г. все вопросы военного сотрудничества и связь с представителями рейхсвера были поручены заместителю председателя Реввоенсовета Иосифу Уншлихту. Так как Уншлихт курировал повседневную работу Разведупра, то контакты с Абвером и обмен разведывательной информацией были переданы начальнику Управления Берзину. Уже в августе 1925 г. наркомвоенмор Фрунзе принял решение объединить все военные контакты, в том числе и обмен разведывательной информацией, в руках Разведывательного управления. Таким образом, Берзин вместе с Уншлихтом стали одними из ключевых «рабочих» фигур в советско-германских военных контактах.
Конечно, нельзя исключить того, что, передавая разведывательную информацию, советская сторона рассчитывала искусственно подогреть в Германии и рейхсвере сильные антипольские настроения. Вполне возможно, что в массу разведывательного материала могли быть включены и некоторые дезинформационные сведения, тем более что дезбюро Разведупра работало с полной нагрузкой и нашим разведчикам было что подсунуть своим немецким «коллегам». Любая разведка при возможности занимается дезинформацией, и Берзин, руководивший этой работой, не был исключением. Можно не сомневаться и в том, что если такие мероприятия по дезинформации против немецкой разведки проводились, то они встречали полную поддержку и понимание со стороны непосредственного начальника Берзина Уншлихта. Этот поляк отлично разбирался в вопросах разведки и хорошо понимал значение стратегической дезинформации на таком высоком уровне, как контакты военных разведок Советского Союза и Германии.
Первые контакты представителей двух разведок начались, очевидно, в 1924 г. Более точной информации нет, не все документы по этой деликатной теме пока рассекречены. Из того немногого, что стало известно исследователям, можно сослаться на справку о результатах обмена разведывательными материалами между РККА и рейхсвером. Этот документ охватывает период с мая 1925-го по январь 1926 г. В нем говорится, что в 1925 г. Абвер передал Разведупру:
Варианты развертывания польской армии к весне 1925 г. Материал был признан ценным и подтверждался имевшимися в Управлении соображениями.
Организация артиллерии польской и румынской армий. Подобная информация имелась и, конечно, была перепроверена по немецким источникам.
Численность польской армии военного времени (число дивизий) и сроки мобилизационной готовности. Этот материал был представлен по данным, имевшимся в генштабе рейхсвера.
Состав румынской армии военного времени — также по данным генштаба рейхсвера.
Военные и политические сведения по Турции.
Из документальных материалов, которые удалось получить Абверу, Москве были представлены две секретные инструкции польской армии — по технике мобилизации и снабжению.
Какова была общая оценка полученной от немцев информации? Начальник Управления Берзин, который вместе с Никоновым подписал эту справку, высказал общие впечатления руководства военной разведки:
«Примерно до ноября (1925 г.) немцы не давали нам более или менее ценных материалов, за исключением вариантов развертывания польской армии, переданных в мае. После Локарно следует отметить, что передаваемые материалы стали более доброкачественными. Однако осязаемых реальных результатов обмен разведывательными материалами не дал ни нам, ни немцам».
Что же получили немцы от наших разведчиков? По данным той же справки Абверу были переданы:
Материалы о развертывании польской армии по данным Разведупра (вариант: война Польши против Германии при нейтралитете СССР).
Материалы по организации чехословацкой армии мирного времени.
Мобилизационные указания польской армии на 1924/25 г. о технике проведения мобилизации.
Две инструкции польского Генштаба о призыве резервистов (очевидно, это был документальный материал).
Можно не сомневаться, что обе контактирующие стороны не давали друг другу всего того, что они имели. Ни одна разведка никогда не выкладывает на стол все свои козыри. Эту аксиому Берзин хорошо знал, и его куратор Иосиф Уншлихт был с ним полностью согласен. Ворошилов и Тухачевский, а мимо начальника Штаба РККА такие контакты не могли пройти, придерживались, очевидно, такого же мнения. К сожалению, имеющихся рассекреченных документальных материалов по этой теме очень мало, и сведения приходится собирать буквально по крохам.
В марте 1926 г. Берлин посетила представительная советская военная делегация во главе с заместителем председателя Реввоенсовета СССР Уншлихтом. Огласка этого визита не нужна была ни нам, ни немцам, и по взаимной договоренности визит был секретным. Руководитель делегации привез развернутую программу наращивания двустороннего военного сотрудничества. Одним из пунктов этой программы был обмен разведывательными данными. При этом подчеркивалось, что «его желательно развивать так, чтобы с немецкой стороны получать больше, так как мы передаем все, могущее их заинтересовать».
В конце 1926 г. Уншлихт выдвинул идею о совместном обсуждении оперативных вопросов с руководством рейхсвера. В частности, им было предложено обсудить «возможный план стратегического развертывания Прибалтийских государств и Польши». Естественно, что подобное обсуждение можно было проводить только при условии хорошей подготовки и согласовании деталей «по линии разведывательной и дезинформационной». Очевидно, подобное предложение тогда не нашло поддержки у высшего военного руководства, и эта интересная идея заглохла. Через два года в конце 1928-го с идеей оживить и расширить контакты по обмену разведывательными данными выступили уже немцы. Ими были использованы неофициальный представитель рейхсвера в Москве полковник Оскар Нидермайер и советский военный атташе в Берлине Корк. Через них командование рейхсвера предложило «контактирование разведывательной деятельности обеих армий против Польши, обмен разведданными о Польше. Кроме этого, советской стороне было предложено организовать встречу руководителей обеих разведок для совместного рассмотрения данных о мобилизации польской армии.
В конце 28-го года в Москве, очевидно, подводили итоги военного сотрудничества с рейхсвером. В докладе Ворошилову от 24 декабря 1928 г. Берзин отмечал, что все военные предприятия немцев в СССР: Липецк, Казань, Томка, кроме прямой своей задачи имеют также и задачу экономической, политической и военной информации. Разведывательная деятельность немецких сотрудников на территории СССР не была секретом для сотрудников советской военной разведки. В докладе указывалось, что наблюдающим за всеми немецкими предприятиями был «такой махровый разведчик германского штаба, как Нидермайер. С этой стороны предприятия нам приносят определенный вред». Но это не особенно беспокоило Берзина, так как, по его мнению, подобный шпионаж не был «направлен по линии добычи и собирания секретных документов, а ведется путем личного наблюдения, разговоров и устных информаций.
Такой шпионаж менее опасен, чем тайный, ибо не дает конкретных документальных данных, а ограничивается лишь фиксированием виденного…».
Берзин считал, что немцы на территории Союза имеют достаточно своих глаз и ушей для того, чтобы получать подробную информацию и без помощи сотрудников немецких предприятий, и что они «могут организовать прекрасную тайную разведку». Поэтому даже если и удалить с территории СССР все немецкие тайные предприятия, то это ничего не даст в смысле уничтожения немецкого шпионажа.
Берзин в своем докладе отмечал и новый подход руководства рейхсвера в организации военного сотрудничества с РККА. По его мнению, с учетом командировок в СССР таких крупных военных деятелей, как заместитель начальника генерального штаба Миттельбергер, а затем и начальник генерального штаба генерал Бломберг, во взаимоотношениях между двумя странами отмечается более дружественный тон, чем это было раньше. Но он и предупреждал высшее военное руководство страны, а доклад был отпечатан в шести экземплярах и разослан по соответствующему списку, что «сейчас еще рано говорить о серьезном длительном курсе на восточную ориентацию». По его мнению, новые предложения командования рейхсвера объясняются неудачами на Западе (неудачи по договоренностям в репатриационных вопросах и в вопросе об освобождении от оккупационных войск рейнской зоны). Поэтому, по мнению Берзина, именно этим и было
