плюнула. И сказала себе: зачем ей эта керченская голытьба? Кто ж знал…
Рита вздрогнула, так неожиданно распахнулась входная дверь. На крыльцо вышла высокая молодая женщина. Босая, в коротких белых шортах и белой же спортивной рубашке.
Она поразительно напоминала Богдана: те же яркие голубые глаза, опушенные черными ресницами. Тонкие темные брови вразлет. Высокие скулы. Только волосы отливали золотом.
«Сестра? – нерешительно предположила Рита. – Я считала – у него только Машка с Дашкой…»
– Добрый день! – весело воскликнула незнакомка. – И большое спасибо, что доставила моих разбойниц до места!
«Моих? Это… мать, что ли?!»
Она угадала. Потому что молодая женщина тут же представилась. И пригласила Риту в дом.
Потом Рита пила чай с вкусными пирожными и ругала себя за ошибку: отступиться от Богдана – большей глупости она просто не могла сделать!
Окончательно Рита затосковала, когда Любовь Павловна начала рассказывать о сыне. Она говорила с юмором, много смеялась, но в Ритиной голове остались лишь выжимки: отлично учится. Призер городских и республиканских олимпиад по физике, математике и информатике. После школы собирается учиться в Москве. Непременно в Физтехе. Считает его лучшим вузом мира. Слышать не хочет об Англии или Америке. Упрям невозможно!
«Красив тоже, – мрачно размышляла Рита. – Если он в самом деле через год приедет в Москву, и девчонки увидят нас вместе… О-о, Ленка Сахарова от зависти позеленеет! Да и другие слюни пустят. Я и ОН! Решено, я сделаю все, чтоб мы были вместе. Если честно, мы – идеальная пара. Я ведь тоже красавица, все говорят. А Леська – бледная поганка. Смотреть не на что. Торговка. Богдан просто привык к ней и не замечает. Нужно открыть ему глаза…»
Приход Богдана застал Риту врасплох. Она не успела продумать свою политику. И теперь растерянно смотрела, как Богдан привычно подставил матери щеку для поцелуя и налил себе чаю.
Он жадно набросился на домашнее печенье. Машка с Дашкой – они вихрем ворвались в гостиную, едва брат вошел в дом – вертелись вокруг и предлагали пирожные. Нина Павловна встревоженно расспрашивала о Лесе.
«И что они вокруг нее так вертятся? – раздраженно думала Рита. – Прямо ближайшая родственница! Подумаешь – вывихнула руку. С кем ни бывает. К тому же Богдан сразу сказал – ничего серьезного. Недели две походит с перевязанной рукой и все. Связки целы, кости целы – чего охать?»
– Главное – Лесе деньги именно сейчас нужны, – озабоченно говорил Богдан. – Скоро у Анатолия Федоровича день рождения, она протез новый заказала. В Симферополе.
– Это не проблема, – возразила Нина Павловна. – Скажи сколько, я дам.
– Ма, будто ты Леськи не знаешь! Не возьмет.
– На протез для дедушки?!
– Ма – это ее подарок. Леська большую часть денег уже собрала. Гривен шестьсот осталось. Если б руку не вывихнула, через неделю могла б уже ехать за протезом.
– Эту сумму вы за уборку получите? – Нина Павловна встревожено смотрела на сына. – Ты про дом Малевича говоришь?
– Да. Мы туда забегали сегодня: работы от силы дней на семь-восемь. Не перетруждаясь особо. Часа по четыре с утра.
Маша с Дашей заволновались. Облепили с двух сторон стул брата и зашушукались через его голову. Потом Маша воскликнула:
– Данька, а мы?
– Что – вы?
– Мы же сами можем все убрать!
– Ага, – застенчиво пробормотала Даша. – Полы подметем, нам не трудно. И Леся не обидится. Мы ведь тоже деда Толю любим, да, Маш?
Маша кивнула и проворчала:
– Мы не маленькие. У нас с Дашкой в копилке деньги есть, мы не предлагаем. А пол подмести мы – запросто. Даже помыть можем. Если ты, Данька, тряпку нам будешь отжимать.
Богдан расхохотался. Одним движением сгреб младших сестер и вполне серьезно сказал:
– Я знал, что всегда могу на вас рассчитывать.
– Значит, возьмешь нас?
Богдан помрачнел. Сдвинул брови и о чем-то задумался. Нина Павловна тоже молчала. Лицо ее показалось Рите печальным.
«Сейчас или никогда! – Рита облизала вдруг пересохшие губы. – Я целую неделю буду с ним наедине. И уж точно смогу отвадить от Леськи».
– Послушай, – ужасаясь необратимости своего поступка, пробормотала Рита, – а я? Я ведь могу помочь. Заменить Лесю на стройке, пока у нее рука болит. Все-таки Анатолий Федорович и мне дедушка. Пусть двоюродный.
Богдан смотрел недоверчиво. Маша с Дашей уставились на гостью так изумленно, будто небо на их глазах только что поменялось местом с землей. Любовь Павловна облегченно улыбнулась:
– Действительно, Даня, неплохая идея. Леся не откажется принять вашу помощь. Это не деньги.
«Кошмар! Что я делаю? Вместо пляжа собираюсь ломать ногти на стройке!»
Маша с Дашей переглянулись. Даша неверяще прошептала:
– Ты собираешься мыть полы?
– А ты умеешь их мыть? – перебила сестру ехидная Машка.
– Само собой, – Рита старалась не обращать внимания на противных девчонок.
– А море как же? Ты же тысячи раз твердила, что отдыхать сюда приехала, не работать!
– Мария, прекрати! – прикрикнула на дочь Любовь Павловна.
– Ты серьезно? – в упор посмотрел на Риту Богдан.
– Серьезнее не бывает.
«Пропало лето! Завтра вместо моря потащусь в недостроенный дом. Буду в грязи копаться, как свинья. Вместо Леськи, – горестно вздохнула Рита. – Очень вовремя она руку вывихнула, ничего не скажешь».
Богдан неопределенно пожал плечами и буркнул:
– Можно попробовать. Если уговорю Лесю. Сейчас позвоню ей.
Рита возмущенно покраснела: «Еще и уговаривать! Да Леська в ноги нам упасть должна! Мы вместо нее будем на стройке корячиться, а Леська, значит…»
Богдан вышел из комнаты, и Рита проводила его разочарованным взглядом. Ей хотелось слышать разговор с троюродной сестрой. Не то, чтобы…
Должна же она понять, какие отношения между ней и Богданом! Полудетская дружба или…
«Ну, Леська-то точно влюблена в Богдана! Таращится на него, будто в последний раз видит. Глазищи круглые и светятся как у кошки. Хорошо, Богдан ничего не замечает. А если б и заметил?»
Мелькнула мысль, что хорошо бы – Леська отказалась от их помощи. Раз уж она такая щепетильная. Тогда Рита завтра снова пойдет на пляж. И с Богданом встретится уже вечером. Как всегда. Только теперь Рита не станет обращать внимания на его подначки. Стерпит как-нибудь. И попробует вытащить Богдана на дискотеку. Если начнет просить при тете Шуре, она обязательно поддержит. И Богдан сдастся!
Рита хмыкнула: сколько раз отмечала – Богдан ни в чем не отказывал тете Шуре. Со всем соглашался. Наверное, потому что она его крестная. Или Богдан просто ее жалел? Ведь тетя Шура до сих пор оплакивала мужа.
Рита оживилась: неплохо бы! Как она сразу об этом не подумала? Напросилась на стройку, дуреха несчастная, оно ей надо?
Дискотека – совсем другое дело. Она уж постарается – оденется и накрасится так, что Богдан невольно посмотрит на нее другими глазами. И о Леське ни словечка дурного не скажет. Наоборот – станет кудахтать над ней, как наседка над цыпленком. Жалеть, сочувствовать, то-се… Но так, чтоб Богдан сам понял, с кем связался.
Рита взволнованно ждала возвращения Богдана. Слушала жизнерадостный щебет его маленьких сестер – они заранее распределяли между собой завтрашнюю работу – и смотрела на дверной проем.
Она увидела радостное лицо Богдана и мгновенно помрачнела: вот уж не повезло! Леська явно согласилась принять их помощь. С условием, что будет до обеда сидеть с Машкой и Дашкой. А потом приезжать на стройку и в меру сил…
Она еще условия ставит!
Глава 6
Клевета
Солнце било в окна так яростно, словно пыталось поджечь сливочно-желтые половицы деревянного пола. Птицы в саду щебетали с радостной деловитостью, для них день начался давно, с рассветом. Утренний бриз парусом надувал легкие шторы, бабочки на них трепетали, Рита внезапно пожалела их – вечные пленницы.
Она сегодня проснулась рано. Даже Леся еще не встала. Личико троюродной сестры во сне раскраснелось, тяжелые ресницы полукружьями лежали на нежных щеках, Леся чему-то улыбалась.
Она вдруг показалась Рите красавицей, и девочка ревниво подумала: «Хорошо, ее сейчас Богдан не видит».
Спать совершенно не хотелось. Рита на цыпочках подошла к подоконнику. Осторожно отвела ветку персика и спрыгнула в сад. Сердце девочки учащенно забилось: здорово!
Свежий утренний воздух остро пах морем и поспевающими яблоками. Летний зной еще не высветлил неба. Рита впервые увидела его ярко-синим, как… глаза Богдана! Солнце огромным апельсином катилось с востока, окрашивая редкие слоистые облака в золотистые тона. Гора Митридат нежилась в лиловой дымке цветущего тамариска, древняя, тусклая. Скальные вкрапления смотрелись заплатами, а редкие дома у подножия хотелось стереть ластиком – Митридат не принимал их.
Рита судорожно вздохнула и подумала, что с другой стороны, от Набережной, Митридат не смотрится таким… суровым. Наверное, из-за лестницы, ведущей к вершине. Самой длинной в мире, Рита просто уверена. Сердце заходится, пока поднимаешься наверх. Даже если отдыхаешь на террасах, любуясь каменными грифонами и выщербленными от времени круглыми вазонами.
Девочка склонилась над розовым кустом: темно-зеленые листья блестели от утренней росы. Цветы пахли пронзительно, сладко, Рита едва слышно рассмеялась. Она внезапно подумала, что никогда не забудет это утро. Жаль, его нельзя оставить для себя – на память! – как… тот же цветок одуванчика, засушенный Ритой для гербария еще в третьем классе.
Даже фотография не поможет. Она же не сохранит кружащих голову запахов. И ощущения незыблемости мира. Невероятную высоту неба над тусклой землей Керченского полуострова. Старческие морщины Митридата с проплешинами давних обвалов. И розовое цветение тамариска, как символ вечной жизни этого края.
Рита бродила по саду, мечтательно улыбаясь. Впервые этот дом и этот сад не казались ей жалкими. Она сейчас завидовала Лесе: троюродная сестра могла наблюдать подобное чудо ежедневно. Она жила здесь! Не среди каменной Москвы. И не дышала изо дня в день бензиновыми парами и пылью.
Рита сорвала яблоко с румяным бочком. Прохладное, тугое, с глянцевой кожурой. Понюхала и сладостно зажмурилась. Протерла его подолом длинной ночной рубашки. Откусила и смешно ахнула: ох, и кислое. Но все равно съела.
Рита вдруг поняла, почему встала так рано: за ней утром должен заехать Богдан. «Он сказал – к восьми. Интересно, сейчас сколько? – рассеянно подумала она. – Я даже не посмотрела
