«И ты для меня все, — подумал Марк. — Так было тогда и будет всегда. Почему я только никак не могу сказать тебе это?»
В отчаянной надежде он открыл глаза, напряженно вглядываясь в склоненное над ним лицо. Перед ним сидела безликая сестра в своей белой униформе. Разочарование захлестнуло его, заставив сказать почти грубо: «Вы кто?»
Он смотрел на нее или, скорее, сквозь нее. В его глазах не было ничего — ни тени узнавания, ни следа какого-то чувства.
— Это я, Марк… Это я, Ди…
Но его глаза остались пустыми, пока он не закрыл их, пробормотав:
— Извините, сестра.
Ди вздохнула, говоря себе, что это ничего не значит. Она была в своей форме, волосы убраны под шапочку — такой Марк ее никогда не видел. К тому же он находился под действием сильных обезболивающих.
— Сестра… — пробормотал он.
— Я здесь.
Он глубоко втянул в себя воздух, напряженный выдох перешел в протяжный стон.
Доктор Ройс незаметно вошел в палату.
— Ему нужно ввести еще обезболивающего, — сказал он. — Вы мне поможете?
Вместе они сделали все необходимое, что принесло Марку некоторое облегчение. Он снова открыл глаза и пробормотал:
— Спасибо, сестра…
— Пусть поспит, — сказал доктор Ройс, выходя вместе с ней в коридор.
— Он даже не узнал меня, — вздохнула Ди.
— Учитывая его состояние, в этом нет ничего удивительного. Но его выздоровление в значительной мере зависит от того, что он вспомнит из своей жизни, а в этом вы бы могли помочь ему, как никто другой. Так что я оставляю его за вами. Да, я знаю, это будет тяжело, но вы должны быть профессионалом, сестра Парсонс.
— Понимаю.
Профессионалом. Вот что имело значение. Она должна забыть о своем стыде за все то, что говорила, за свое несдержанное излияние, за наивную надежду на искорку ответной любви, чтобы услышать только два слова: «Вы кто?»
— Возможно, тебе стоило бы остаться с ним на ночь, — сказал ей как-то вечером отец. Он весь день пробыл на своих тренировочных сборах, и они пришли домой почти одновременно.
— Ну а как же ты? — Ее голос отозвался эхом в гулкой пустоте доме. — Я не люблю оставлять тебя одного.
— Я уже большой мальчик, справлюсь. К тому же я не один. Со мной Билли, да и Хелен всегда со мной. И не думай, что я сошел с ума. Ведь это ее дом. Она создала его. А обо мне не беспокойся. Со мной все будет в порядке.
Ободренная его словами, Ди начала оставаться на ночь в больнице, чтобы как можно больше проводить времени с Марком. Она кормила его, делала перевязки, успокаивала, когда он находился в полузабытьи и бредил, прислушивалась по ночам к его тихим стонам.
Постепенно дозы обезболивающих стали уменьшать, Марк начал спать более спокойно. С головы сняли бинты, и Ди была удивлена, как мало он изменился. Для внешнего мира он остался таким же красивым молодым парнем, каким был раньше, — немного старше, немного более искушенным, но таким же.
Она проверила его пульс и подумала: «Если он сейчас проснется, то спросит ли он опять, кто я? Буду ли я по-прежнему для него только сестрой, которая ухаживает за ним? Узнает ли он меня когда- нибудь?»
Она отпустила его руку и стала ждать, когда он откроет глаза и посмотрит на нее.
— Доброе утро, — сказал Марк.
— Доброе утро.
Она села рядом с ним, улыбаясь и стараясь держаться бодро.
— Где я?
Она назвала ему адрес больницы и добавила:
— Вы здесь уже почти неделю.
— Что со мной?
— Вы сильно обгорели… Вам сейчас больно?
— Нет… просто немного кружится голова. Я ничего не помню… — Он посмотрел на нее. — Это вы были тут все время, да? Мне кажется, что я вас видел раньше. Вы сестра…
— Сестра Парсонс.
— О да… вы были здесь… и кто-то еще… Кто-нибудь приходил ко мне?
— Старший офицер и двое ваших товарищей. Вы были без сознания, поэтому они скоро ушли. Им просто хотелось убедиться, что с вами все в порядке.
— И больше никого?.. — прошептал он, и она подумала, уж не послышалось ли ей, что в его голосе прозвучала надежда.
— Больше никого. Вы кого-то еще хотели бы увидеть? Могу ли я вам помочь в этом?
Он вздохнул:
— Спасибо, но — нет. Она этого не захочет.
— Если это хороший друг, который беспокоится о вас…
— Хороший друг, — грустно улыбнувшись, повторил Марк. — Она была самым лучшим другом, только я этого не знал.
— А теперь?
— А теперь она презирает меня. Она ясно дала мне это понять.
— Возможно, она не это имела в виду?
— Когда женщина говорит мужчине пойти и прыгнуть с моста, не приходится сомневаться, что она имела в виду.
— Именно такими словами она и сказала?
— Словами, которые означали то же самое. Чтобы смягчить удар, она представила все так, будто я сам все решил. Но правда в том, что она презирает меня. — Он вздохнул. — Возможно, она права.
— Нет, она не презирает вас.
— Вы не можете этого знать.
И тут ее осенило. Ди выключила верхний свет, оставив одну неяркую лампу возле кровати, и села так, чтобы ее лицо едва угадывалось в темноте. Теперь она выглядела как неясная тень, и это могло сработать.
— Но я знаю, — сказала она.
— Что вы знаете?
— Все, что знает она. Вы это сами скоро поймете, когда лекарство перестанет действовать.
— Ди? Это действительно ты? Я думал… кажется, я начинаю понимать… Зажги свет.
Она покачала головой:
— Лучше не надо.
— Ты права, — медленно проговорил он. — Это странно, что теперь, когда я не вижу тебя как следует, я знаю, что это ты.
— Ты никогда не видел меня как следует, — пробормотала она. — Но теперь это в прошлом. Мы уже не те, какими были тогда. Сколько мы с тобой не виделись? Год?
— Дольше. Гораздо дольше. Словно все это было в другой жизни…
— У меня тоже такое чувство. Тем не менее прошел только год, но за это время так много всего случилось…
