Если они сейчас же не уедут, я начну кричать.
Неожиданно в их пустую светскую болтовню вмешался Витторио:
— Давайте, я помогу вам отнести ваши вещи, signore.
Эйнджел вздрогнула: Витторио снова появился неожиданно, словно материализовавшись из воздуха. Прежде чем кто-либо успел открыть рот, он поднял два больших чемодана и понес их к фургону. Затем он вернулся и взял оставшиеся два. Намек был понятен: «Проваливайте!».
От него исходила такая сила, что гости послушались его и тут же ушли, словно испытывая перед ним благоговейный страх. Следуя за ними, Эйнджел почувствовала, как Витторио взял ее за локоть.
Когда члены съемочной группы уселись в фургон, мужчина прошептал ей на ухо:
— Держитесь. Еще несколько секунд, и они уедут.
Значит, он все понял.
Сначала Эйнджел думала, что их присутствие привело Витторио в такую ярость, что ему не терпелось их вышвырнуть. Но теперь она поняла: он сделал это ради нее. Его рука, сжавшая ее локоть, придавала ей сил.
Шофер завел мотор, и вскоре фургон скрылся из виду.
— С вами все в порядке?
— Теперь да.
Поддерживая Эйнджел за талию, Витторио прошел вместе с ней в дом. Они уселись на софу, и мужчина взял ее руки в свои.
— Зачем вы так поступили? Зачем все им рассказали?
— Так вы слышали?
— Да, я подслушивал. Возможно, это низко с моей стороны, зато я многое понял. Но вас никто не заставлял все им рассказывать.
— Мне пришлось, — ответила Эйнджел, пожимая его руку. — Вы не знаете…
— Да, похоже, я совсем вас не знаю. Только мне кажется, что я начинаю вас узнавать, как появляются новые загадки. Не держите свою боль в себе.
Эйнджел попыталась успокоиться.
— Со мной, правда, все в порядке.
— Не лгите, — мягко сказал Витторио. — У вас душа разрывается на части. Вам нужно поговорить с другом.
— Кроме вас, у меня больше нет друзей, — задумчиво произнесла молодая женщина. — Разве не странно, что вы стали моим лучшим другом?
— Да, странно, — согласился Витторио, — но тем не менее это так. Прошу вас, не страдайте в одиночку. Если вы действительно считаете меня своим другом, то позвольте мне быть им, позволь те помочь вам. Скажите, что я могу для вас сделать?
— Ничего, — ответила Эйнджел. — Временами я проваливаюсь в темноту. Доктор говорит, что это пройдет, и после очередного приступа мне кажется, что подобное больше не повторится, но затем…
— Все из-за того, что вы потеряли ребенка?
— Да, приступы начались именно тогда. Глубоко вздохнув, Витторио обнял молодую женщину и крепко прижал к себе.
— Продолжайте. Я хочу услышать остальное.
— Остальное?
— То, что вы не рассказали Маку.
— Джо надоело то, что я постоянно находилась в депрессии, — наконец сказала Эйнджел. — Он заявил, что ему стало со мной скучно.
Витторио мрачно выругался.
— Разве горюющая женщина может быть веселой?
— Мое горе было ему безразлично. Он не хотел ребенка и не мог понять, почему я страдаю. Развлекать его было моей работой. Ему нравилось наблюдать за тем, как я заигрываю с другими мужчинами. Я заводила их, но домой всегда возвращалась с ним. — Она невесело рассмеялась. — Это у меня довольно хорошо получалось.
— Да, я помню, — заметил Витторио.
— Мне очень жаль. Вы просто вывели меня из себя, и я подумала, что вы — один из них.
Он не стал спрашивать, что означало «один из них».
— В конце концов Джо это надоело, и он нашел себе другую. Это было неизбежно. Но мне все равно. Я была рада покончить с этим браком, даже если это означало, что при разводе я могла рассчитывать лишь на скромную долю.
— Можете не рассказывать мне, какой он скряга. Со мной он поступил так же.
— Я получила этот дом и приличную сумму денег, но понятия не имела, с какими расходами мне придется столкнуться. Нам необходимы деньги, чтобы продержаться до урожая, и я обратилась к Маку. Но взамен…
— Взамен вам пришлось обнажить перед ним свою душу, — мягко сказал Витторио. — А я еще осуждал вас… Простите меня.
— Все в порядке. В некотором роде я даже рада. Прежде я никому об этом не рассказывала… Потому что некому было.
— Жаль, что вы с самого начала не поделились со мной.
— Разве я могла открыться человеку, который винил меня во всех своих бедах? — горько усмехнувшись, произнесла Эйнджел.
— С тех пор прошло столько времени, что, кажется, этого не было вовсе.
— Может, и не было, — согласилась молодая женщина.
Внезапно ее охватило приятное чувство спокойствия и удовлетворенности. Возможно, все дело было в нежности, с которой он разговаривал с ней, касался ее. У нее возникло желание, чтобы это сладкое мгновение никогда не кончалось.
Словно прочитав ее мысли, Витторио сказал:
— Пообещайте мне кое-что…
— Что?
— Что вы больше не будете страдать в одиночестве, что придете ко мне и поделитесь со мной своими печалями.
— Обещаю. Если мне понадобится помощь, я обязательно приду к вам. Вы и так уже очень помогли мне. Что бы я делала, если бы вы не остались на вилле?
— Я бы все равно остался. Помните, как вы пытались от меня избавиться?
— Да. Тогда я не понимала, что вы неотделимы от этого места. Оно до сих пор больше принадлежит вам, чем мне.
— Не говорите так, — отрезал Витторио, поднимаясь.
— Почему? Ведь это чистая правда.
— Я сказал, прекратите! — крикнул мужчина. — Вы действительно настолько глупы, что…
Резко замолчав, он вышел, оставив Эйнджел проклинать саму себя.
Эйнджел уже успела заметить, что Витторио имеет привычку избегать ее после каждого их сближения. Поэтому она не удивилась, когда на следующее утро Берта сообщила ей, что Витторио уехал на несколько дней заниматься поисками новых рынков сбыта.
Он мог бы поговорить с ней лично, но предпочел передать сообщение через Берту. Витторио избегал ее, и, возможно, был прав. То, что происходило между ними, пугало Эйнджел. Хотя ни один из них не признался бы в этом, их влекло друг к другу, и внезапно вспыхивающая вражда только усиливала это влечение.
В жизни Эйнджел было слишком мало любви. Когда-то ей казалось, что она любила Гэвина, но, расставшись с ним, она недолго плакала. Джо ей нравился, пока не вызвал у нее отвращения своим поведением. Он был эгоистичным любовником и требовал от нее вознаграждения за каждую скупую ласку. В результате ее сердце и тело охладели к нему. Эйнджел забыла, когда в последний раз она испытывала желание, и думала, что больше никогда его не познает.
