сколько инфочипов сможем найти. По копии каждому надежному человеку, в каждое место, на которое может обратить внимание десант... это я беру на себя.
Я открыла бардачок в подлокотнике:
— Инфочипы есть. Могу сразу запустить копирование.
— Прекрасно! Пункт второй — передать сигнал.
— Сигнал с поверхности планеты не пройдет без передатчика на орбите, — сообщила я прописную истину. — Забыли?
— Не знал, — Степаныч покачал головой, — никогда не интересовался техническими подробностями.
Зря, хотела сказать я. Но не сказала. Может, Степанычу это и близко не надо было в прежней его жизни. Спросила:
— Пункт третий будет?
— Этот корабль. Что нужно тебе, капитан Альо?
Я задумалась. Смогу ли я долететь хоть куда-нибудь? Просто вырваться, уйти от этого мира? Слишком мало данных для прогноза.
— Прежде всего топливо.
— Топливо?
— Метаокс. Баки почти пусты.
— Сказала бы уж сразу, звездочку с неба, — фыркнул Алик.
— Здесь метаокса должно быть до чёрта, — отрезала я. — Он ни на что больше не годен. Запаса одного вашего «Киото» хватило бы заправить десяток таких корабликов, а сколько всего сюда садилось...
— Да? — перебил меня Алик. — А иллам дармовой метаокс не нужен?
Ох ты... а ведь парень прав. Умник долбаный.
— Есть у меня одно предположение, — обнадежил меня Степаныч. — А доставить сможешь?
— Катер на ходу.
— Ладно. Топливо, считай, будет. Еще что?
— Боезапас. И ремонт вооружения.
— Ремонт — это безнадежно. Ни аппаратуры, ни надежных специалистов. Да и боезапас взять, я думаю, неоткуда.
Уж будто я думаю по-другому!
— Корабль, запись подходов к планете, — запросила я.
И увидела бой. Последний бой отца.
Четверо... нет, шестеро. Я зашипела. Потом сказала:
— Знакомые всё морды. Что ж, по крайней мере, с одним из них я поквиталась. Мелочь, а приятно.
Отца зажали в классическую «коробочку» четыре модифицированные «гадюки». Я видела уже эту модификацию — с жерлами плазмометов спереди и спиралью трассера над боевой рубкой. И даже здорово ее потрепала. Правда, она была одна против меня, в паре с тем самым «ежом», что болтался сейчас в сторонке, охраняя уродца-захапника и почти безоружное блюдце имперского курьера.
Отец стрелял и маневрировал с удивительной при его быстроте аккуратной точностью. Профи, гордо подумала я. Правда, его противники тоже были профи, уж я-то знаю. И... жаль, но знаю и то, чем закончится для отца этот бой.
«Гадюки» стреляли как-то лениво, изредка... не стреляли, а постреливали. Скоро я поняла, почему. Они не выцеливали ни рубку, ни баки — только вооружение. Отца хотели захватить вместе с кораблем. И с наименьшими повреждениями. Что ж, это ставило его в выгодное положение — насколько вообще можно говорить о положении корабля, зажатого в «коробочку». Он-то стрелял на поражение.
Он успел разнести одну гадюку на осколки, у другой выжег сенсоры, «коробочка» в результате превратилась в «клещи», а из клещей вырваться проще. Но не в том случае, когда нечем и не из чего стрелять. «Гадюки» знали, что делали. И они здорово координировали стрельбу, никогда я не видела таких слаженных действий. Я понимала, почему отец пошел на вынужденную. «Клещи» теснили его к атмосфере, а сверху надвигался ощетинившийся стволами еж, и единственный свободный путь был — резко вниз. Да, это почти капитуляция. Да, он не мог не понимать, что на грунте его возьмут тепленьким. Потому и взял с собой взрывник, выходя в почти безнадежную разведку. И потому же не взял катер: от боевого корабля в нем не скроешься и не защитишься, а на своих двоих можно и затеряться. Если повезет. Отцу не повезло, но ведь и не это было главной его целью. Он хотел сохранить корабль. Информацию. Запись эту треклятую!
Мы долго молчим. Я благодарна Степанычу и Алику за это молчание. Алику особенно!
Что ж, отец, твой шанс сыграл. Теперь наша очередь. По крайней мере, тогда здесь не было планетарной обороны.
— Ограничимся топливом, — медленно сказала я.
— Ты хочешь прорываться? — потрясенно спросил Степаныч.
Я огрызнулась:
— А у нас есть выбор?
— Выжить, — словно через силу выдавил Степаныч. — Дождаться помощи.
— Не думаю, что у нас здесь больше шансов дождаться своих, чем у Альо — долететь, — возразил Алик. — Возьми меня с собой, кошка, а?
— Нужен ты в полете, — нахмурился Степаныч. — Уж если кто и пригодится, то скорей Алан. А еще лучше — Ран.
Еще они места на моем корабле будут делить!
— Я могу взять пассажира. Но именно пассажира. Управления он не коснется ни в каком случае.
— Даже если ты погибнешь?
— Тем более, если погибну. Такая блокировка есть у каждого свободного капитана.
— Не вижу смысла, — буркнул Алик.
— Защита от пирата, так это обычно называют. Хотя на деле скорее не от пирата, а от конкурента.
— А против тебя она не подействовала, потому что ты его дочь?
— Нет. Он дал мне полный допуск. Но это не значит, что я тоже могу раздавать допуски. Полный допуск — это еще не передача прав. Так что тот, кто полетит со мной, будет всего лишь дополнительным грузом. Решайте.
— Я полетел бы на любых условиях, — быстро сказал Алик. — Хоть грузом. Хоть в грузовом трюме! Не могу я больше здесь!
— Держать не буду, — пожал плечами Степаныч. — Хочешь, лети. Если Альо возьмет. Но мое мнение — обоим вам лучше остаться здесь. Лезть без вооружения через заслоны иллов просто глупо. Глупо и...
— Я полечу, — оборвала я Степаныча. — И Алика возьму, если не боится. На этом корабле два спасательных кокона. Только я не вижу смысла в нашем споре, пока нет метаокса.
— Метаокс есть, — сообщил Степаныч. — Наш друг дракон спит на топливных баках.
— У него-то откуда?!
— С «Киото». Тогда он еще летал, крылья ему позже перебили.
— И ты молчал?! — взорвался Алик.
— А о чем было говорить?
— Так ведь нужно лететь, пока ночь! — заорал Алик. — А мы тут время теряем на болтовню!
— Какая разница, когда лететь. Только потому, что мы здесь ночами спим...
Я встала.
— Хватит спорить, Алик прав. Иллы не любят ночь. Полечу.
— Я с тобой, — вскочил Алик.
Я только усмехнулась, когда он занял пассажирское кресло. Не иначе, боится, что улечу без него. Прямо на катере.
И верно, первое, что он спросил, когда мы ложимся на курс:
— Ты, правда, согласна?
— Взять тебя с собой? — я фыркнула. — Да без проблем. Если не боишься погибнуть в космосе или снова попасть в руки иллам.
— Ты ведь не боишься!
