— Я боюсь. Лететь без вооружения — чистое самоубийство, Степаныч прав.
— Ты прорвешься, — сказал Алик. Не очень-то уверенно сказал.
— Лучше на это не рассчитывай. Не хочу, чтобы в свои последние секунды ты обвинил в неудаче меня. Я не готова отвечать за чужой выбор. Подумай, Алик.
Алик честно задумался. Секунды на три. И выдал:
— Ну, может ведь получиться и так, что в свои последние секунды я горько пожалею, что не рискнул полететь с тобой. Мы ж и здесь по ниточке ходим. А ты в любом случае сделаешь все возможное, так что обвинять тебя будет чистым скотством.
Вот балбес... ведь не верит, что опасно, в мыслях уже на Земле с победой. Ладно, пусть...
Дракон не спал. Я видела, как он вскинул голову, уловив наше приближение. Я опустила катер на край оврага, и его глаза оказались вровень с моими.
— Ты знал? — спросила я.
— Я не исключал такую возможность, — ответил дракон. — Я слышал о тебе. И о нем. Он погиб?
Я сглотнула закупоривший горло горький ком.
— Да.
— А ты прилетела за метаоксом?
— Да, — кивнула я. — Дашь?
— Я чувствую некоторую ответственность за тебя, капитан Альо. Да, я отдам тебе этот метаокс. Лучшего применения ему я все равно не найду.
Мне и манипуляторы не понадобились, дракон сам вдвинул четыре бака в грузовой отсек катера. Осталось закрепить. И попрощаться.
— Прости, что я так тороплива, — сказала я. — Спасибо тебе. Мне жаль, что я не могу тебе ничем помочь.
— Ты помогла. Я ощутил себя нужным. Удачи тебе, капитан.
Мы вернулись на «Три Звездочки» с первым лучом рассвета.
В капитанском кресле сидела Яся.
— Альо, — неуверенно начала она, — я не знаю, что сказать. Я рада за тебя. Но, наверное, надо посочувствовать.
— Стоит ли? — я тоже, если честно, не знала, что сказать. — Сочувствовать нелюди...
— Не говори так!
— А как? Моя вина перед тобой не из тех, за какие можно просто извиниться.
— Я не считаю тебя виноватой, — тихо, но решительно сказала Яся. — И, пожалуйста, хватит об этом.
— Хорошо, — я повернулась к Степанычу. — Что еще нам осталось решить?
— Ты берешь Алика?
— Пусть летит, если хочет.
— Алик?
— Лечу, конечно!
— Ну, раз так, — Степаныч пожал плечами, — основное ясно, а детали, как говорится, по ходу. Удачи вам, ребята.
— Подбросить вас до поселка?
— Незачем. Взлетать ночью будешь?
Я не успела ответить.
Рядом с нами завис илловский катер.
Сражаться нечем, и все же я надела шлем. «Боевая готовность», подумала я, с новым восторгом ощущая пощипывание кожи под датчиками. Посмотрим.
— Откуда им знать, что мы здесь? — пробормотал Алик. — Это может быть просто проверка...
Я даже слов не стала тратить на такую глупость. Проверка, ха! Удивительнее, что катер они не накрыли, ни в первый полет, ни во второй. А за кораблем могли и следить.
Катер опустился на краю нашей защитной зоны. Спустился трап, вышел илл, неторопливо оглядел «Три Звездочки» и сказал:
— Мы знаем, что вы здесь. Выходите. Покоритесь воле Повелителей и будете прощены.
— Кто-нибудь хочет выйти? — порядка ради спросила я.
Никто не ответил.
Тогда я подняла корабль. По косой, чтобы пролететь прямо над иллом и его катером. И переключилась на плазменные движки.
Я чуть не упустила их. Опаленный плазменниками катер дернулся влево-вверх, торможение вдавило меня в кресло, сзади чертыхнулся Алик, но мне не до него, катер уходит, я виляю вслед... сейчас я должна висеть прямо над ним!
— Посадка, — шепчу я. Шепчу, сама не веря...
Садиться на плазменных движках — тонкий и сложный маневр. Но не от сложности меня бьет дрожь. Посадка на плазменниках — запретный прием. Способ выжечь все живое под кораблем. Подсудное дело. Не думала, что когда-нибудь пойду на это. Корабль тряхнуло, повело вбок, прибавить мощность до пика... продержать минуту... до нуля... и на последнем запасе — мягко вбок и вниз. Корабль качнулся, вжимаясь в грунт рядом с оплывшим остовом катера Повелителей. Я закрыла глаза и медленно выдохнула.
— Ну ты, кошка, даешь, — прошептал Алик.
На меня напало вдруг чисто ханнское бешенство.
— Я такая же кошка, как ты мартышка!
— Альо! — Алик расхохотался, раскинув руки, — ради твоих прекрасных голубых глаз я готов объявить себя орангутангом! Разве мог я мечтать, что увижу такое! Вот это я понимаю, жизнь прожита не зря!
— Посадка на плазменных движках, — сухо прокомментировал Степаныч. — Пожизненная дисквалификация с конфискацией корабля, при наличии жертв смертная казнь.
— И верный волчий билет для членов экипажа, — добавил Алан.
— Ого! — Алик присвистнул и отдал мне честь. Неправильно, зато от души. — Ты знала?
— По-твоему, капитан может не знать законы? Только я больше не собираюсь соблюдать их по отношению к иллам.
— Правильно, — кивнула Яся. — Они первые вывели отношения с нами за рамки законов. Альо, я думаю, вам лучше не ждать ночи.
Я тоже так думаю. Больше того, я уверена — взлетать надо немедленно. Но как же Яся, Алан, Степаныч? Высадить их сейчас — все равно, что прямо отдать в руки иллам. Хотя... меня осеняет:
— Вы ведь можете с нами! Двое в катер, один в медблок.
— Я должен остаться, — покачал головой Степаныч. — Альо, давай рассудим трезво: у тебя не больше шансов, чем у нас. А запись сохранить надо.
— Я тоже останусь, — сказал Алан. — Степаныч один не управится. Яся, а ты лети.
— Нет уж, я с тобой, — мрачно отозвалась Яся. — И давайте тогда уходить, пока иллы тревогу не подняли.
Степаныч не прав, отчаянно думаю я, не прав! Пусть у меня мало шансов, но оставаться... Хотя... меня осеняет:
— Алан, ты должен водить катер.
— Конечно. Давно не летал, правда, ну да что там, справлюсь.
— По крайней мере, это шанс. Бери катер, улетайте подальше отсюда. А я сразу взлетаю.
Яся обняла меня, Алан пожал руку Алику:
— Привет Земле!
Степаныч вздохнул тяжело.
— Ох, ребята... ладно, с Богом, что ли.
С Богом, что ли...
Я подождала, пока катер отлетит за холм, и бросила корабль вверх. Вверх, вверх, сквозь тонкую пелену атмосферы, сквозь серость облаков и безнадежности, забыв о мизерных наших шансах — к тьме и звездам, что ждали меня все это время! Домой...