повторяю, происходило бы, если бы я пребывал в ней в роли пассивного наблюдателя. А если я захочу покарать проглотившую меня извергадину? О, уверяю вас, вскоре она проклянет не только день, когда так легкомысленно сунула в пасть беспомощную мышку, но и день, когда появилась на свет, потому что свет этот станет ей немил, каковым стал он мне в последнее время!
Так что – выше голову, мышки! Upp med huvudet! [110]
Написал и лишь после этого вспомнил, где я видел этот девиз: на семейном гербе Дваэн по материнской линии… Нада призывала к тому же, что и я… И пирамида черепов, на которых я недавно сидел, – они ведь тоже назерняка принадлежали тем, кто старался держать голову выше… Склоненную голову меч не сечет (и зуб неймет)… А что было начертано на моем фамильном гербе – тоже по материнской линии? Ничего, только снежный барс, да и тот был еле виден, поскольку изображен был на белом фоне…
Где ты? Ведь совсем недавно я слышал в себе голос твоей крови! Почему ты покинул меня? Почему превратил в набитое соломой чучело? В мышку? В чучело мышки?…
Странно. Я только что почувствовал, да, именно почувствовал! как что-то мягкое потерлось о мое колено, мягкое и теплое! Я осторожно протянул руку, но рука погрузилась в пустоту…
Что это было? Или кто? Или это все хуоханские дары дурманят мою и без того набитую соломой голову?
Зашифровывать последнюю запись я уже не в состоянии – устал. Да и что толку? Белиберда все это. Мышиная возня, хотя в ней участвуют и представители семейства кошачьих, как, вероятно, и собачьих, и поросячьих… Что напоминают мне… эти… многоточия?… Вспомнил! Они же есть на моем фа, мильном гербе – внизу, вместо надписи – ряд многоточий! По-моему, два ряда по три, или три потри? Они воспринимаются, как орнамент, но могут читаться и как стилизованный след барса! Но если это след, пусть и стилизованный, почему три точки, а не четыре? След раненого барса? Барса на трех ногах?…
………… Чу! Опять что-то мягкое коснулось меня, на этот раз потерлось о плечо. Я уже не протягиваю руки – не хочу снова ощутить пустоту, хватит с меня пустоты!
Может, это галлюцинация? Что ж, да здравствует галлюцинация! А, может, все же… Да здравствует все же!
Клетка пустует без меня. Клетка скучает без меня. Клетка тоскует по мне.
Что меня, свободного жителя заснеженных неприступных вершин, связывает с этой клеткой? Три точки. Три точки. Клетка вспомнила то, о чем забыл я. Мой последний след на террском снегу. Три точки. Три ноги. Четвертого следа нет. Четвертой ноги нет. Есть половина. Где я потерял другую половину? Ее откусили. Кто? Не помню. Помню запах. Он похож на этот, который здесь. Похож, но не тот. Где-то близко.
Я попал в клетку, когда уже не мог быть свободным жителем заснеженных неприступных вершин, ибо вершины неприступны для трехногого барса. Я пустился вниз, в долину, когда у меня уже не было сил когда я умирал от жажды и голода. Кто-то подобрал меня. И я оказался в клетке. Потом кто-то открыл ее. И я вышел из клетки. Щелкнул замок, вон он – маленький квадратный замок в верхней части клетки, – и я вышел на свободу.
Интересно, сколько у меня ног? Сколько и было – три с половиной. Почему же я не заметил этого раньше? Потому что привык. За десятки, сотни, тысячи лет разве нельзя привыкнуть ходить на трех ногах? Я ведь могу ходить и на двух. В клетке я ходил на двух, потому что клетка была узкая и высокая. Наверное, поэтому, выйдя из нее и приняв горизонтальное положение, я не сразу заметил отсутствие четвертой ноги. Три точки. Три точки. Ряд. Потом еще один. И еще. Три ряда. В каждом по шесть точек. Три шестерки. Это что-то значит. Надо вспомнить. Что-то очень важное. Оно имеет отношение к запаху того, кто лишил меня четвертой ноги. Вспомнить. Вспомнить. Три шестерки. Они связаны и с моей клеткой. Клетка, должна помнить. Клетка надежная. В ней я был в безопасности, как на заснеженной неприступной вершине. Неприступной для трех шестерок.
Сейчас клетка тоскует по мне. Она страдает от пустоты. Я на свободе. На трех ногах. Рядом запах моего врага. Хотя самого врага нет. Смогу ли я одолеть его, когда он появится? Память моей родовой крови не помнит такого, чтобы трехногий барс одолел своего врага.
Но я вызвал его на бой, и, рано или поздно, он явится. Запах уже явился, даже моя клетка источает его. Может, враг занял мою клетку? Зачем ему нужна моя клетка? Чтобы я не мог возвратиться в нее? Значит, он знает, что на свободе я слабее, чем в клетке? Значит, он знает, что трехногий барс слабее двуногого?
Здесь есть еще один трехногий. Остальные двуногие. Значит, и он слабее остальных? Третья нога у него нетеплокровная, значит, он слабее меня? Он здесь единственный, кого я могу одолеть. Но от него исходит хороший запах. Этот запах напоминает мне о тех временах, когда все было просто в этом мире. Теплокровный был теплокровным. Хладнокровный был хладнокровным. Бескровный был бескровным. Потом все смешалось. И голос крови, который всегда помогал барсам, уже не мог помочь мне. Вспомнил. Вспомнил. Вспомнил. Как я потерял ногу. Я шел на охоту. Взбирался вверх по склону утеса. Незаметно. Белый по белому. Увидел дерево. Раньше его не было там. Буря свалила его сверху, подумал я. Накануне была сильная буря. Моя тропа проходила мимо него. Да, буря свалила дерево. Обломала верхушку, вырвала с корнями и бросила вниз. Вот они, вывороченные корни, загородили тропу. В стволе большое дупло. Старое дерево, пустое внутри, потому буря и одолела его. Я стал переступать через корни, как вдруг они зашевелились и схватили меня. Змеи, подумал я. Но у них не было змеиного запаха. Корни обвили меня, подняли в воздух и потащили в дупло. Но это было не дупло. Там были зубы. Несколько рядов. Вспомнил. Вспомнил. Вспомнил. Три ряда. Боковые зубы. Три с одной стороны, три с другой. В каждом ряду. Три по шесть. Три шестерки. Передних зубов нет. Дупло. Чтоб я, проходя мимо, подумал, вот старое дерево с большим дуплом. Коварное дерево. Оно сунуло мою голову в дупло. Нет, это было не дерево. Это был враг. Он зажал мою голову в пасти. Шея попала в щель между зубами. Все, подумал я. Враг сильнее меня. Враг, коварнее меня. Я приготовился к смерти. Достойно принять смерть от того, кто сильней и коварней тебя.
Но это был подлый враг. Он не хотел моей смерти. Он хотел смерти моего рода. Он напряг мой детородный орган, чтобы вылить мое семя в свое лоно. Значит, это была она. Она хотела от меня потомства. Она хотела превратить свободный род барсов в сухостой из дуплистых деревьев с вывороченными корнями.
Я был готов принять свою смерть, но я не мог допустить смерти своего рода. Она была сильней и коварней меня, но в ловкости она не могла превзойти меня. Таков наш род, никто не может превзойти снежного барса в ловкости.
Она зажала мне шею, чтобы я не мог вырвать голову из ее пасти. Ее язык лизал мою
