Общество Оксаны было ей в тягость. Нет, девочка вовсе не так глупа, как считают Олег и Максим. Более того, Татьяна вовсе не исключала, что при определенных обстоятельствах у этой киевляночки хватит ума женить на себе Максима. Так сказать, окольцевать Кольцова. Возможно, тогда они и смогли бы общаться на равных. Но не раньше.
Удаляясь от лагеря, Татьяна с каждым шагом чувствовала себя все спокойнее. Она вообще любила и ценила возможность побыть подальше от людей, ради этого и согласилась на дайвинг‑сафари. Сама Татьяна с аквалангом погружалась два или три раза и никакого удовольствия от этого не получила. Но тут просчитала все плюсы и минусы и пришла к выводу, что плюсов больше. Мужчины почти все время торчат под водой, Оксану можно игнорировать или оставить на хозяйстве, а самой наслаждаться свободой и одиночеством. Ну, придется в крайнем случае нырнуть разок, полюбоваться на каких‑нибудь удивительных рыб… невелика цена за две недели покоя и тишины.
Неправдоподобно синее зеркало лагуны блеснуло из‑за частокола перистых пальм. В груди у Татьяны кольнуло ‑ то ли предвкушение чего‑то необычного и хорошего, то ли непонятная тревога.
Развалюха, о которой рассказывала Оксана, оказалась не такой уж и страшной ‑ обычная времянка, сложенная по принципу «тяп‑ляп» из подручных материалов. А старик и вправду был колоритен ‑ сухой, как папирус, весь в каких‑то свисающих серых складках (словно у шар‑пея, но без шерсти и не таких мясистых), с кожей, изрытой оспинами и покрытой пятнами солнечных ожогов. Татьяна, находясь под впечатлением рассказов Оксаны, опасалась, что от него будет вонять немытым телом и даже, может быть, гниющей заживо плотью ‑ но нет, старик ничем таким не благоухал. Разве что табаком ‑ вместо описанной Оксаной банки с пивом он держал в руках еле тлеющую сигару и время от времени выдыхал сизый дым.
‑ Салам алейкум, ‑ вежливо произнесла Татьяна, подходя. Она вряд ли сумела бы объяснить, зачем ей понадобилось заговаривать с этим странным Робинзоном, особенно учитывая ее недавнее желание побыть в тишине и одиночестве. Сначала она хотела просто снять его издалека ‑ телевик к дорогущей зеркалке Nikon позволил бы это сделать. Но стоило Татьяне увидеть обитателя острова, планы ее неожиданно изменились. В конце концов, из всей компании она одна свободно говорит по‑арабски. Почему бы не воспользоваться преимуществом и не узнать у таинственного старикана, что он забыл на этом торчащем из моря куске кораллового рифа?
Но старик не дал Татьяне возможности щегольнуть своей эрудицией.
‑ Что вы забыли на этом острове? ‑ спросил он на чистом английском. «Почти без акцента», ‑ машинально отметила обладающая отменным слухом Татьяна и только потом сообразила, что старик задал ей тот же самый вопрос, который собиралась задать ему она.
Самым позорным образом Татьяна Самойлова растерялась.
‑ Вы говорите по‑английски? ‑ пролепетала она. Старик поднял пергаментные веки и посмотрел на нее тяжелым, неприятным взглядом.
‑ И по‑французски, и по‑итальянски. Но я не слышал ответа ни на одном из этих языков. Что вы здесь забыли? Что оставили?
Татьяна уже справилась с первым потрясением и взяла себя в руки.
‑ Мы путешествуем, ‑ ответила она с достоинством. ‑ Наша яхта бросила якорь в бухте. Мы… ну да, мы дайверы. Это значит, что мы погружаемся в море с аквалангом. Дайвинг, знаете?
Старик смотрел на нее, как на умалишенную.
‑ Разумеется, знаю. Но я, черт возьми, не о том вас спрашиваю. Море большое, очень большое. Погружаться можно где угодно. Какого хрена вы приплыли именно сюда?
То, что Татьяна перевела как «какого хрена», в оригинале было весьма экспрессивным сленговым выражением, которое редко употребляли англичане и довольно часто ‑ американцы, особенно выходцы из южных штатов. «А старичок‑то ‑ полиглот!» ‑ снова удивилась она.
‑ Маршрут составляю не я, ‑ дипломатично ответила Татьяна. ‑ Нас отвез сюда наш капитан. Мой муж платит ему деньги, а куда уж нас за эти деньги везти, капитан сам решает.
‑ Дура ты, ‑ сказал старик со вздохом. Сигара при этом едва не выскочила у него изо рта, но он каким‑то невероятным образом изогнул губу и поймал ее в полете. ‑ Твой муж платит капитану деньги, а тот везет вас в самое проклятое место Красного моря. Хороший, должно быть, у вас капитан.
‑ А почему этот остров проклят? ‑ Татьяна выдавила из себя улыбку. «Дуру» она решила пропустить мимо ушей. А что еще делать, когда тебя походя оскорбляет какой‑то сомнительный туземец? Настоящая леди просто не замечает такого.
‑ Потому что так захотели боги, ‑ непонятно ответил старикан. ‑ На самом деле сюда очень редко приплывают корабли. Больше того, мой остров не всегда находится выше уровня моря. Порой он годами спит в морской пучине.
‑ Ага, ‑ подхватила Татьяна, ‑ и пальмы в пучине растут, хотя и медленно. Без солнышка‑то…
‑ Самое разумное, что вы можете сделать, ‑ сказал старик, проигнорировав ее иронию, ‑ это сесть на свой корабль и плыть отсюда куда глаза глядят, пока не поздно. Потому что поздно может наступить очень скоро.
‑ Мы вам мешаем? ‑ спросила Самойлова с подкупающей прямотой. Точнее, кого‑нибудь из ее московских друзей эта прямота и подкупила бы. Старик попросту не обратил на нее никакого внимания.
‑ Нет, ‑ равнодушно отозвался он. ‑ Вы мне помешать не можете. Он снова посмотрел на Татьяну пригибающим к земле взглядом.
‑ Не успеет день дважды смениться ночью, ‑ сказал он, ‑ один из вас умрет. И это будет только начало. Поверь, я знаю, о чем говорю. Лучше всего вам сейчас же уплыть прочь.
Татьяна принужденно рассмеялась.
‑ Я не думаю, что смогу уплыть без своего мужа. А он намеревается нырять здесь по крайней мере два дня…
‑ Что ж, ‑ сказал старик. ‑ Значит, такова ваша судьба. Не говори потом, что я тебя не предупреждал…
Он откинулся на скрипнувшую спинку своей качалки и вновь занялся сигарой. О Татьяне он словно бы забыл.
«Сумасшедший, ‑ решила она. ‑ Вот почему Оксанка меня отговаривала к нему подходить ‑ он, верно, и ей тоже какую‑нибудь чушь наплел…»
‑ Могу я спросить? ‑ вежливо обратилась она к старику, сосредоточенно выдыхавшему сизый дым. ‑ Вы здесь живете, на острове? Вы суданец?
Старика этот вопрос почему‑то очень рассмешил.
‑ Что такое Судан? Всего лишь имя для холмов, лесов и песка, одно из сотни имен, которые носила эта земля. Нет, я не суданец. Я ‑ повелитель Пунта. Это мой остров.
‑ Я бы хотела вас сфотографировать, ‑ решилась наконец Татьяна. Беседовать с умалишенным дальше было бесперспективным занятием. ‑ Можно?
‑ Попробуй, ‑ равнодушно отозвался старик. ‑ Вряд ли у тебя что‑то получится, но почему нет?
Самойлова расстегнула чехол и вытащила Nikon. Отошла на пару шагов, чтобы в кадр попал не только старик, но и его качалка, и притулившаяся к пальме хибара.
Сделав серию снимков ‑ в режиме «автосъемка», «портрет» и «пейзаж», ‑ она вывела их на дисплей. Вместо старика на каждой фотографии расплывалось какое‑то размытое черное пятно.
‑ Вы знали, что у меня ничего не получится? ‑ спросила она. Старик насмешливо выпятил губу ‑ сигара опять каким‑то чудом не вывалилась у него изо рта.
‑ Это мой остров, леди. Никто лучше меня не знает, что на нем может случиться, а что ‑ нет. Можешь не тратить время зря.
