Глава 2
Храм Аспилуса походил на святилища в Ахвэме - грандиозные и удивительно гармоничные. Выстроенный на живописном острове, он представлял собой базилику с сорокаметровым куполом и тремя нефами, со шпилями и изящной башенкой в западной части. Того, кто посещал храм впервые неизменно потрясало огромное подкупольное пространство, его торжественность и величавость.
Светлые стены главного нефа делились на два яруса: нижний состоял из колонн и высоких ниш со статуями богов и богинь сульфурской земли, верхний, аттиковый этаж с окнами и пилястрами, завершался апсидой, обозначенной фризом из золоченой лепнины. Из центра купола нисходил серебристый свет, озарявший амвон с алтарем, окруженный двенадцатью колоннами из лазурита. Это было сияние чистоты, раскрывающей подлинную красоту, которая не блещет тщеславием, а лишь позволяет темной человеческой душе увидеть истинное великолепие небесного совершенства. И оно наполняет душу тем чувством, что возносит смертного человека к божественному, извечному, непостижимому, и приближает к самому создателю. На земле, оскверненной дыханием бога мрака, эта красота вселяла в людей веру в иную, светлую жизнь, надежду на победу над тем уродливым и темным, что принес им господин бездны.
Сегодня главное святилище Дэнгора горело сотнями свечей и благоухало ароматом мирры. Знатные господа и гости Дэнгора собрались здесь, чтобы поклониться новому королю Антавии, поэтому храм был переполнен. Впрочем, как и площадь, включавшая в себя гробницу Амаса, замок Жрецов, мраморную галерею и дорогу Процессий. Даже на мосту, что соединял храмовый комплекс с островом Мастеров, толпились люди, которые пришли почтить нового повелителя.
Близился полдень, когда по ступеням амвона поднялся к алтарю Слехт, приближенный Кхорха. Был он тучен, брезглив лицом и выглядел лениво-сонно. Родившись в Дэнгоре, Слехт не боялся света и не прятал лица за маской. Но имел все признаки своего бескровного народа – землистую кожу, резкие черты лица, блеклые глаза. Сейчас его толстые пальцы прижимали к огромному животу свиток, скрепленный королевской печатью дома Бэгов. Наморщив низкий лоб и шевеля бледными губами, Слехт зачарованно взирал на корону, что лежала на алтаре, и даже не шелохнулся при появлении главного служителя храма - седовласого, высокого старца в белой мантии. И эта неучтивость не осталась не замеченной среди гостей, уже уставших ожидать начала церемонии. Неуважение к священной касте храмовников считалось тяжелым проступком даже для арахнидов.
- Очнись, Слехт! – раздался из толпы властный голос, и к амвону решительно прошел статный мужчина. Рука его, затянутая в кожаную перчатку и украшенная кольцами, легла на рукоять меча. Это был Торув, носивший титул герцога, господин вараллонских земель и брат почившего короля.
Мутный взор арахнида, брошенный на знатного господина в синем бархатном котте, мгновенно прояснился. Оценив реальность угрозы его красноречивого жеста, царский приближенный завертел головой, и отступил, наконец, заметив служителя алтаря.
- Мое почтение, - облизывая пересохшие губы, пробормотал он, отодвигаясь от старца. – Мое почтение…
Легкая улыбка тронула губы Торува. Он опустил руку и повернулся к собравшимся.
Но в эту секунду с шумом распахнулись золоченые створки западных врат храма, и в святилище появился сам царь царей, Кхорх, властелин Сульфура.
Смолк орган. И ослабло сияние света под голубым куполом.
Вся знать Дэнгора, корнуоты и кифрийцы преклонили колени. Арахниды пали ниц. Лишь седовласый храмовник и герцог, который даже не повернул головы в сторону улхурского повелителя, остались стоять, не почтив его низким поклоном.
Медленно обведя подданных пасмурным взглядом, Кхорх задержал его на владетеле Вараллона.
- Ты смел, антигус, и безрассуден, - проговорил он очень низким, утробным голосом, что приводил в трепет ни одно храброе сердце.
Торув насмешливо взглянул на него.
- Здесь, во владениях моего брата, на земле наших предков - произнес он с достоинством, - ты, Кхорх, лишь один из равных.
Лицо улхурца побледнело. Его прозрачно-стальные глаза налились кровью. На высоком, с глубокими залысинами, лбу прорезались морщины. Задрожали надменно опущенные уголки бескровных губ. И с брезгливым изумлением приподнялись сросшиеся дуги пепельно-серых бровей.
Множество рук потянулось к мечам и улхурским кинжалам, когда в полной тишине, раздался ровный голос служителя алтаря:
- Своим гневом вы оскорбляете дух Аспилуса, в дом которого пришли. Остановитесь.
Сотни глаз устремилось на повелителя Сульфура.
- Я здесь для того, чтобы исполнить волю вашего бога, который снова избрал приемника на земле, – с достоинством сказал царь царей и направился к амвону сквозь толпу подданных, что поспешно поднялись с колен и расступились перед грозным господином. Он взошел к алтарю, встав между храмовником и Слехтом, который, дрожа, разворачивал свиток с завещанием Авинция.
- Волею бога народа Антавии, покорного господину Сульфура, - заговорил приближенный царя неожиданно зычным, красивым голосом, - провозглашается последнее повеление ныне покойного короля Авинция Торшского: «Я, Авинций из рода Бэгов, завещаю власть, данную мне свыше, корону – символ могущества моей земли, и печать, скрепляющую законы, оставленные нам небесным духом Аспилусом и господином моим, властелином Сульфура, носящего Жезл власти, – он сделал паузу, – завещаю все своему сыну и наследнику Дэнгора и всей Антавии…
Под сводами храма восстановилась тишина, сравнимая лишь с тишиной усыпальниц в Улхуре.
- …принцу Овэллу».
Медленно, словно во сне, названный наследник подошел к алтарю и опустился на колени. Он зажмурился, чувствуя, как сотни глаз сверлят его худую спину, на которую верховный служитель Аспилуса накинул королевскую мантию. Шею обожгла тяжелая золотая цепь Амаса, первого владыки островов. Темная пелена пала на глаза, когда Кхорх возложил на его голову венец Дэнгора. Там, внизу, стояли те, кто ненавидел Овэлла за то, что в его жилах текла королевская кровь; те, кто брезговал им, называя трусливым и малодушным, только потому, что его рука никогда не касалась боевого меча. Они жадно ловили каждое его движение и продолжали считать недостойным. Все эти люди не желали себе такого господина. Они злились. Они негодовали. Он знал это, и все ниже опускал голову.
- Волею богов, ты – король! – сказал властелин Сульфура. – Поднимись и поприветствуй своих подданных.
Похолодев, Овэлл с трудом встал на ослабевшие ноги и медленно повернулся, с горечью расслышав ехидный смешок Кхорха за спиной.
- Владей!
Король несмело посмотрел на людей, в молчании стоящих перед ним. И вдруг натолкнулся на гордый, злой взгляд Торува. «Ты не достоин!» - прочел он в его глазах и еще больше втянул в плечи голову, увенчанную сапфировой короной.
- На колени! – крикнул его высокородный дядюшка, и первым склонился перед дрожащим от боли и унижения сыном Авинция.
- На колени перед повелителем Антавии! – подхватил голос, который заставил вздрогнуть бедного Овэлла. На него смотрели голубые, полные торжества глаза настоятеля Наррморийской обители.
И антигусы преклонились перед новым королем!
Тогда странное чувство охватило его душу. Все те, кого он боялся всю недолгую жизнь – были теперь у его ног. Покорные, они склонили перед ним гордые головы!
Ни на кого больше не глядя, новоявленный монарх прошествовал по ковру, усыпанному лепестками роз, и вышел из храма. Яркое солнце ослепило его. Он пошатнулся, когда услышал крики толпы:
- Да здравствует господин Антавии!
- Слава сыну Авинция!
К ногам его посыпались цветы.
