газовым покрывалом.
- Святой Аспилус да хранит нас всех, - с трепетом произнесла Дэла и оградилась знаком небесного божества. Она строго опустила длинные ресницы и скрестила руки на коленях, перебирая пальцами лиловую материю платья с золотой отделкой. Правила двора и законы Кхорха позволяли ей сегодня заменить траурный плат на обычный, белый и кружевной. Однако личико ее выражало глубокую печаль, и душа скорбела, предчувствуя скорую неволю. Дэла могла оставаться во дворце, пока пасынок не назовет имя той, которая станет его женой и королевой. И именно ей, вдове короля Авинция, предстояло выбрать правителю Антавии невесту.
В очередной раз Дэла украдкой бросила испытывающий взгляд на окружающих дам, понимая, какой непростой выбор ей предстоит.
- Еще совсем недавно Фэортис была простой служительницей малого алтаря, - насмешливо проговорила девушка с медового цвета кудрями, сидевшая по правую руку от королевы, - а теперь удостоилась чести сопровождать на турниры самого Кхорха. Чем можно заслужить такое?
Дэла удивленно посмотрела на девицу из рода Манпор-Ваков.
- Жреческим саном удостаивают за усердное служение богу, – наставительно произнесла она. – Тебе, Пления-Лиэлла, не хватает духовного рвения. А дамам, приближенным к трону не пристало уделять турнирам внимания больше, нежели чтению душеспасительных писаний служителей Аспилуса. Где власть и золото – там искушение, которому должна сопротивляться благородная дама, чтобы алчность и тщеславие не захватили ее сердца.
Та, к которой обращалась королева, сверкнула глазами, но тут же ее прелестное лицо озарилось милой улыбкой.
- Ваше замечание справедливо, моя госпожа, – смиренно, но совсем не искренно проговорила Пления-Лиэлла. - Я благодарна вам за трогательную заботу о моей душе, поскольку всегда стремилась взращивать в сердце истинную веру в лучезарное божество, которое является святошам, что учат нас не поклоняться золотому демону.
Дэла нахмурилась.
- Святошам? Я слышала, что теперь у дам в большой чести идолопоклонники, – в голосе ее зазвучала горечь. – И вместо того, чтобы, молясь, взирать на небеса, некоторые особы все чаще заглядывают в темную бездну.
- Вы подозреваете меня? – девица Манпор-Вак в недоумении вскинула брови. – Тогда обвините в этом короля Овэлла, который сделал одного из идолопоклонников своим духовным наставником.
«Отличная пара, - подумала королева, наслышанная о тайной связи юной прелестницы с одной из жриц Улхура. – Он отдал свою душу служителю огненного демона, она свою – темному духу арахнидов».
Глянув на пасынка, который с отсутствующим видом сидел рядом и не слышал ни слова из этой странной беседы, Дэла окинула дерзкую по-женски оценивающим взглядом. Пления-Лиэлла отличалась той тонкой, прелестной красотой, что была бы к лицу королеве Антавии, которая одним взором прекрасных глаз покоряет сердца и повелевает служить себе тысячам мечей достойнейших антигусов.
Но прошлое красавицы скрывала завеса тайны, с росчерком на ней одного из вэлонской знати. Рожденная в благородном семействе, Пления-Лиэлла в отрочестве сама пасла скот обнищавшего деда, не сумевшего однажды выкупить право на родовой герб. Старый барон был разжалован по доносу, потеряв право даже называться воином. На совете Грахона его, в одной исподней рубахе, поставили перед теми, с кем он когда-то бок обок бился с чужеземцами во славу Антавии. Меч барона был сломан у всех на глазах. А его самого, босого, сопроводили к воротам родового замка, где висел перевернутый щит, ставший символом его бесчестья. В те темные времена, когда на землю Антавии пришел новый царь, многие из тех, кто не желал служить ему, познали позор и нищету.
Вдовствующая королева тяжело вздохнула, кинув потемневший взгляд в сторону западной башни с золотым шатром Кхорха. Проклятье властелина Сульфура пало на многие головы, что так и не склонились перед его властью. Столько семей было разорено и уничтожено. Столько людей растоптано и ввергнуто в постыдное рабство…
Но последней из рода Манпор-Вак удалось выкупить свой герб. Выкупить ценою огромной для девицы – ценой собственной чести.
«А не удел ли это каждой из нас, - с тоской подумала Дэла, - продаваться мужчине, который предлагает либо имя, либо средство на жизнь. Каждой – свое. Принцессе – трон, крестьянке – мазанку и клочок земли. Но цена одна – твоя душа и твое тело. Пления-Лиэлла заплатила позором за восстановление чести семьи. Может жертва ее и благородна, но достойна ли она будущей королевы?»
- Взгляните, госпожа! – воскликнула маленькая, черноволосая дама, сидевшая по левую сторону. – Воспитанники Магнуса Наррморийского будут отстаивать сегодня право носить боевое оружие.
- Которыми они станут защищать лучезарного бога, – проворковала Пления-Лиэлла на ушко своей соседке. – Магистру следовало бы стать более милосердным к своим подопечным, которых он с неоправданной жестокостью превращает в монахов. А ведь из этих послушников могли бы получиться отличные любовники. Свеллия, тебе не знаком приемный сын Магнуса?
Та сверкнула жемчужными зубками.
- Ах, что ты говоришь! Я не общаюсь с нищими братьями ордена Небесных мечей! – она бросила испуганный взгляд в сторону Овэлла. – Но много слышала об этом красивом мальчике.
- О, поверь мне, он хорош! Умен, воспитан, храбр, и имеет всегда такой благочестивый, романтически-печальный вид, … чем не идеальный возлюбленный?
Веселые собеседницы не подозревали, что их легкомысленные слова слышала королева. Дэла не осуждала их, как не осуждала никого в своей жизни. Рано отданная Авинцию, она не была любима им, но никогда не изменяла супругу даже в помыслах. И сыну его она желала преданную подругу, благочестивую, надежную, способную любить и разделять с мужем все тяготы жизни. Могла ли Свеллия Тарон стать такой? Нет. Белокурая красотка с мраморно-белым кукольным личиком, имела при дворе репутацию кокетки и ветреницы.
«Моя задача стала бы намного легче, если бы Овэлл не слыл до этих пор непорочным, и сам избрал себе подругу. Чистое сердце подсказало бы верный выбор».
Взор вдовствующей королевы скользнул по дамам, напоминавшим цветник. Прелестная и нежная, как розовый бутон, Пления-Лиэлла в алом платье и шитом серебром сюрко. Речная лилия – Свеллия с жемчужными нитями, как росой в волосах. Хорошенькая, похожая на фиалку, Ноэлла, с голубыми, ясными глазками, всегда веселая и ласковая. Яркая Тамина, внучка знаменитого на весь Сульфур парфюмера, благоухающая, как лесной ландыш. Лорелана, холодная и высокомерная, как нарцисс…
Дэла остановилась на Октэме – маленькой даме с копной иссиня-черных, как у кифрийки, волос. Наверное, в жилах ее и впрямь текла чужая кровь. Может поэтому она предпочитала яркие одежды и обилие украшений. Худые, как куриные лапки, руки унизывали кольца с разноцветными каменьями. В волосах сверкала маленькая серебряная диадема, какие могли носить только особы королевских кровей. Отцом ее был герцог Годан-Телл, владетель земель Брогома, женатый на троюродной сестре короля Авинция.
«Может, она?» - но королева снова сомневалась.
В свое время много разговоров ходило о юной герцогине, безумно влюбленной в Овэлла. Об этой болезненной страсти знал весь двор, как и о том, что несчастная девушка не раз прибегала к помощи улхурской магии. Но, ни зелья, ни заговоры не помогли, и принц оставался холоден к Октэме.
«На нашей земле слишком много нечистого и чародейского, - решила Дэла, - и той, что видела мерзкие ритуалы Улхура, не место на троне Дэнгора».
Рев трибун привлек ее внимание. Воин занес меч над противником, но, не дождавшись знака от короля, пронзил клинком плечо поверженного. Королева с тревогой посмотрела на пасынка, который дрожавшими руками доставал из рукава платок, чтобы остановить поединок.
- Кто этот несчастный? – спросила она его.
- Послушник, брат Немен, - нетвердым голосом отозвался Овэлл. – Он из обители. – От чрезмерного волнения ему никак не удавалось извлечь платок.
И Дэла, оглушенная криками и свистом сочувствующих беспомощному юноше, выхватила свой
