ресторан.
Глава восьмая
Ресторан был практически пуст, если не считать трех накрашенных, как матрешки, девиц за барной стойкой, компании одетых в цивильные костюмы немцев и группы разухабистых поляков. Я не знаю польского, но все же понял, что ребята отмечают удачную сделку с местными бизнесменами по продаже им какого-то барахла из Европы. На безграничных просторах бывшей Страны Советов тогда только начиналась великая вакханалия ограбления, с успехом развернутая в последующие годы.
Давненько я не был в ресторанах. А в таком — вообще никогда. Поэтому, ощущая приятно оттягивающую карман пачку валюты, набросился на меню с энтузиазмом первопроходца. Примерно то же самое проделал и рыжий Альберт. Самурай и Михаил — так звали дружка Колесника — оказались более скромными и ограничились порцией шурпы, жаренным на решетке беконом и салатом из креветок с майонезом. На третье все мы, кроме Михаила, который был за рулем, заказали предложенный официантом фирменный коктейль «Карпатский сон», который действительно весьма стабильно забурлил в голове, вызывая у морально неустойчивого Альберта различные сексуальные фантазии. Мне же просто стало приятно и легко. А на корейца алкоголь, казалось, вообще не подействовал. Правильно дали ему кличку, правильно. От себя я бы добавил ещё одно слово — «отмороженный». Отмороженный Самурай. Теперь — как с листа… Когда официант в очередной раз подошел к нашему столику и спросил, хотим ли мы еще чего- нибудь, я сразу клюнул подбородком.
— Хотели. Четыре отдельных счёта.
Он даже застыл на секунду.
— Простите? Вы сказали… каждый платит за себя?
— Совершенно верно. Каждый — за себя.
Официант грустно опустил голову, пробормотал что-то вроде «конечно, конечно» и побрел к своему рабочему столику у стенки, где плотно уселся за калькулятор. Можно было понять его заметно потухший взгляд. Если бы ему пришлось выписывать счет сразу четверым, то вполне реально снять солидный гешефт, То, что произошло потом, больше всего напоминало сюжет из первоклассного голливудского боевика. Только я успел положить в карман перетянутую резинкой пачку новеньких долларовых купюр, как в зале наступила гробовая тишина, через несколько мгновений разорванная в клочья сразу несколькими яростными выкриками.
— Всем оставаться на местах!!! Руки на стол и не шевелиться!!! С-и-и-де-е-ть, су-у-у-ка!!!
Попытавшаяся незаметно ускользнуть за стойку бара проститутка застыла возле стеллажа с разноцветными бутылками. Поляки и немцы замерли, превратившись в восковые фигуры с ничего не выражающими серыми лицами. Только кто-то из пьяных поляков попытался высказать возмущение, крикнув на ломаном русском:
— Ты… совок!.. Я твою маму…
По залу рассредоточились рослые парни, в черных масках и классически подогнанном камуфляже. На плече у каждого из них висел короткоствольный израильский автомат «узи». На ногах — высокие шнурованные ботинки на мягкой подошве. На рукавах — черная нашивка с изображением оскалившейся пятнистой рыси. Омоновцы…
В ответ на слова поляка один из бойцов сделал молниеносное движение ногой, и наглец тотчас сполз под стол, хрюкая и выплевывая изо рта зубы вместе с кровавой пеной. Этого было вполне достаточно для предотвращения последующих попыток сопротивления со стороны собравшегося в «Астории» контингента. По крайней мере так считали омоновцы.
Краем глаза я заметил, как напрягся Самурай. Рыжий Альберт тоже сообразил, что дело — дрянь. Омоновцев в зале было человек восемь — десять, и как минимум столько же наверняка находилось где- нибудь неподалеку, готовых в случае чего поспешить на помощь своим. Шансов уйти из ресторана у нас не было.
Я заметил, как из-за спин «черных масок» вышел крепкий, чуть лысоватый мужчина с каменным лицом и ледяными глазами. Он был одет в штатское — черный костюм, белая рубашка с галстуком и темные ботинки. Остановившись возле входных дверей, он встретился со мной глазами и сделал несколько шагов к нашему столу.
— Гражданин Бобров Валерий Николаевич? — Он, как монолит, застыл в метре от меня. — Я полковник Федеральной Службы Безопасности Жаров. Вы арестованы. Сдайте оружие.
И в этот момент я всё понял. Но не стал играть в собственные ворота, а принял навязанную мне игру.
— Вы ошиблись. Моя фамилия Полковников. Я моряк рыболовецкого флота, первый помощник капитана сейнера «Пальмира».
«Каменный» поморщился, как от зубной боли.
— Если судить по фальшивому паспорту, то, может быть, вы и Полковников. Но это отмазка для домоуправления или участкового милиционера. Я не намерен вступать с вами в полемику и предлагаю добровольно сдать оружие и следовать за мной. — Он окинул взглядом Самурая и Альберта: — Вас, Ли Май, и вас, Эйхман, это тоже касается. Оружие на стол. — И мужчина жестом подозвал к себе двух омоновцев, мигом нас окруживших. — Как видите, я хорошо осведомлен о вас и ваших героических делах. Так что попрошу без фокусов! Наденьте на них наручники!..
Нужно было немедленно действовать, не позволяя этим ребятам застегнуть на моих запястьях блестящие стальные «браслеты».
— Послушайте, полковник, вы действительно ошиблись. — Я намеренно скрестил руки на груди. — Может быть, устраним это вопиющее недоразумение прямо на месте, без лишних эксцессов? Вот мой паспорт… — Я полез во внутренний карман пиджака, но тотчас услышал громкий крик над самым ухом, от которого отвратительно зазвенели барабанные перепонки.
— Не двигаться!!! Руки!!! — Прямо передо мной вырос здоровенный, метра два ростом, омоновец.
В следующую секунду я что есть силы ударил его головой в живот, специально взяв чуть правее, чтобы не задеть «узи», правой рукой провел кистевой удар в пах, кошачьим движением вцепился ему в форму, развернул загибающееся вперед тело лицом наружу и, успев в долю секунды встретиться глазами с Самураем, что есть силы швырнул громилу влево, в сторону стеклянной витрины ресторана, до которой было около полутора метров.
Я успел еще услышать отчаянные крики, лязг приводящегося в боевое положения оружия, чей-то сдавленный стон, грохот опрокидываемого стола и наконец треск автоматных очередей. Затем раздался звон разбитого стекла, я всей тяжестью тела обрушился на мокрый и скользкий асфальт, вскрикнул от боли, но правая моя рука уже автоматически скользнула за отворот пиджака и коснулась холодной стали плотно влитого в кобуру «стечкина». Я оттолкнул от себя распростертое- среди осколков витрины тело омоновца и, испытывая сильное головокружение и ноющую боль в поврежденном плече, поднялся сначала на одно колено, затем на другое, после — на не очень твердо соприкасающиеся с землей ноги. И сразу же прижался спиной к холодной стене ресторана, пытаясь удержать в груди вырывающееся наружу сердце,
На всё это я потратил не более четырёх секунд. В ресторане шла отчаянная борьба. Как я мог предоложить, ни Самурай, ни Альберт не горели желанием завести близкое знакомство со спецподразделением милиции, это я заметил по их вспыхнувшим и тотчас погасшим глазам, когда Жаров произнес их фамилии. Ли Май и Эйхман. Для них такой поворот событий означал только одно — смертный приговор. По крайней мере для Самурая, успевшего навести страха даже на первую колонну. После моего поступка у них просто не оставалось другого выхода, кроме как оказать омоновцам отчаянное сопротивление. Если сзади только глубокая яма с воткнутым в нее частоколом, а впереди — плотная стена вооруженных до зубов охотников, то зверь всегда бросается вперед. Таков природный инстинкт, ибо только в этом случае у него есть шанс спастись, зачастую практически равный нулю. Но все же…
Скорее почувствовав, чем услышав опасное для меня передвижение внутри ресторана, я вскинул перед собой руку с крепко зажатым пистолетом и спустя мгновение всадил две пули в неосторожно
