сбежав в Одессу. Невероятно. Внешность у тебя, что ли, располагающая, а, Ярослав?
– Об этом вам лучше спросить у Кацнельгогеля, – заметил Охотник. – Что вы собираетесь делать, майор? Я, разумеется, дилетант, но, мне кажется, в опасениях толстяка есть зерно истины. Вы на все сто процентов уверены, что ни один из ваших подчиненных не связан с бандитами?
– Мне бы очень хотелось ответить «нет», – на секунду опустив взгляд, глухо сказал Щербатов. – Но… не все так просто. К сожалению. Но я могу твердо обещать, что кроме меня вот этот протокол, – майор со стуком накрыл ладонью лежащий перед ним на столе документ, – лично сможет прочесть только один человек – мой непосредственный начальник, подполковник Огнев. За него я ручаюсь. Более непримиримого борца с преступностью даже представить сложно. А что касается стукача… есть у меня на этот счет одна задумка.
– Это тайна?
– Тебе, Слава, я верю. Как и толстяк, – криво улыбнулся майор. – Слушай, что я придумал. Сейчас я перепишу протокол, слово в слово. С той лишь разницей, что в твоих анкетных данных укажу адрес нашей, милицейской, служебной квартиры. Предназначенной для тайных встреч с агентами из числа уголовников. О ее существовании знают только двое – я и Огнев… А потом сделаю все возможное, чтобы при желании беспрепятственный доступ к протоколу получило как можно большее число наших сотрудников. Я просто оставлю его на столе, а сам уйду, забыв закрыть кабинет. Но прежде распоряжусь выставить на конспиративной квартире засаду… В общем, если информация утечет к Святому и он клюнет, решив отомстить тебе за все хорошее, в течение ближайших двух-трех дней обязательно пожалуют гости. Наверняка – не с пустыми руками. Вот мы их и встретим. Как положено. С музыкой и танцами.
– Толково, – вынужден был признать Ярослав. – Одно плохо – придется засветить квартиру.
– Ерунда, – отмахнулся окутанный клубами едкого табачного дыма Щербатов. – Ради такого дела не жалко. Я поговорю с начальством, что-нибудь придумаем. Эту квартиру заберут, дадут другую. С голым задом и без места встреч с агентурой не оставят…
– Вы сказали, что в дубликате протокола измените только мой адрес, – напомнил Охотник. – А как же толстяк? Разве ему нечего бояться?
– Здесь лучше оставить все как есть. Адреса проживания всех серьезных барыг, включая Кацнельгогеля, Святой… или кто-то из его окружения и так знают. И в данном случае, заметив несоответствие, мгновенно насторожатся. Это нам ни к чему. А толстяк… Он ведь все равно собирался уезжать в Одессу. Так зачем ему мешать? По мне, так чем меньше будет в городе таких вот… искусствоведов… тем меньше шансов у соседей однажды поутру найти его труп в ограбленной квартире. Так что пусть летит белым лебедем. Скатертью дорожка.
– Значит, я могу быть полностью уверен, что адрес в Метелице бандиты не узнают? – Ярослав испытующе посмотрел на Щербатова.
– У меня есть одна старая привычка, Слава. Я редко чего-то обещаю, – после затянувшейся паузы наконец ответил майор. – Но уж если пообещал – так значит, так тому и быть. Еще вопросы есть?
– Пожалуй, нет, – Охотник поднялся со стула. Заметил, во второй раз крепко пожимая ладонь милиционера: – Продуктивное у нас с вами вышло знакомство, а, товарищ майор?
– Да уж, – хмыкнул Щербатов. – Все, давай. Надо работать. На всякий случай загляни ко мне через недельку. Вдруг Святой клюнет и будет результат по засаде.
– Загляну, – кивнул Ярослав, выходя из кабинета. – Мне, честно говоря, уже самому интересно. До свидания.
– Будь… – обронил Щербатов и, закусив зубами гильзу папиросы, выдвинул один из ящиков стола, где лежали чистые бланки протоколов.
Глава 8
Кронштадтский морской волк
Адрес старого друга своего командира Ярослав нашел без труда. Дом, где на втором этаже находилась квартира бывшего царского морского офицера, находился всего в пяти минутах ходьбы от отделения милиции. На звонок дверь открыла пожилая женщина интеллигентного вида в очках, выслушала гостя и сообщила, что Геннадий Александрович на службе и вернется не раньше девяти вечера. Бегло назвала длинную, трудно запоминаемую аббревиатуру не менее чем из десяти букв. Узнав адрес организации, Охотник, не тратя времени напрасно, попрощался и хотел было уже уйти, но женщина – судя по всему жена Голосова – окликнула его:
– Геннадий Александрович очень занятой человек. Так просто, без предварительной договоренности, вас к нему в кабинет не пустят. Лучше будет, если я сама позвоню ему, с домашнего телефона, и вы сможете предварительно договориться о встрече. Зайдите, молодой человек… Может, вы голодны? Хотите чаю? Я испекла пирожки с капустой, – предложила хозяйка, когда Ярослав перешагнул порог, оказавшись в длинном коридоре огромной, обставленной добротной дубовой мебелью квартиры.
– Спасибо. Я сыт.
– Ну, тогда одну минутку, – женщина сняла трубку с висящего на стене аппарата, набрала номер и, дождавшись ответа, не представляясь, попросила позвать Геннадия Александровича. Видимо, секретарь Голосова хорошо знала ее голос. – Алло? Гена, это я, милый… Нет, по делу… Тут к тебе пришел один молодой человек. Поговори с ним.
Хозяйка передала трубку Ярославу.
– Здравствуйте, Геннадий Александрович. Мое имя Ярослав. Полковник Шелестов просил меня передать вам письмо.
– Максим? – голос у Голосова оказался жестким, сухим, что называется – командирским, как и положено бывшему офицеру. – Очень рад, что он вспомнил обо мне, старике. Как он там?
– Все в порядке. Жив и здоров. Служит.
– Вы… служили вместе?
– Да.
– Как ваше имя? Звание?
– Капитан Корнеев. Ярослав Михайлович.
– Добро. Приезжайте. Я предупрежу, вас пропустят. Адрес знаете?
– Да. Мне ваша супруга уже сказала, – скосив взгляд на хозяйку, ответил Охотник. И с удивлением заметил, как женщина тотчас после его слов улыбнулась. И, кажется, даже чуточку смутилась. Прямо как студентка на первом свидании. А ведь ей, наверное, около шестидесяти.
– Гм… – откашлялся Голосов. Уточнил сухо: – Это не жена. Это Елизавета Владимировна. Впрочем… – старик запнулся, – может, вы и правы, капитан. Ну, ладно. Не будем зря терять время. Я вас жду. До встречи.
Раздались короткие гудки. Ярослав повесил трубку на аппарат. Посмотрел на хозяйку.
– Извините.
– Ничего, – вздохнула женщина, машинально поправляя заботливо уложенные в прическу крашеные каштановые волосы. – Я догадываюсь, что он вам сказал. В этом весь Геша. Почти семнадцать лет живем вместе, а до сих пор чувствую себя рядом с ним как в гостях. Знаете, как Геннадий Александрович говорит мне? «Я не могу на тебе жениться, Лиза. Потому, что я не люблю тебя. Я – болен тобой!» Красиво, правда? Хоть и немного грустно. Впрочем, я уже привыкла.
– Как Наполеон, – улыбнулся Охотник.
– Что? – не поняла женщина.
– Это известная фраза французского императора Наполеона Бонапарта. Он так говорил своей возлюбленной, Жозефине: «Я не люблю тебя, я болен тобой». Вы разве не знали?
– Нет, к сожалению, – развела руками Елизавета Владимировна. Как показалось Охотнику, заметно расстроившаяся из-за того, что столь красивая фраза, оказывается, позаимствована Голосовым у неудачливого завоевателя России.
– Извините, еще раз. Я пойду. Геннадий Александрович ждет. – Ярослав, испытав от своих, оказавшихся столь неуместными, исторических комментариев явную неловкость, словно он только что своими руками порвал книжку с замечательной сказкой, поспешно попрощался с хозяйкой квартиры и, ругая себя, вышел на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь.
Кто его дергал за язык? Ведь он искренне считал, что эту маленькую подробность из личной жизни
