– Да. Трое. К сожалению, вынужден признаться, я не слишком верил в возможность утечки и поэтому не выставил в засаде действительно подготовленных сотрудников. Ведь из Одессы ответ еще не пришел… Словом, когда на квартиру, рано поутру, на шестой день после того, как ты повязал щипачей, пожаловали вооруженные бандиты, моих людей там было двое. Из них один – больной, с высокой температурой… Он-то как раз и остался жив. Даже успел застрелить одного из бандитов. Другой наш сотрудник погиб. Двум оставшимся бандитам Святого удалось сбежать. Вот такие новости, капитан. Невеселые, прямо скажем.
– Неужели этот ублюдок настолько всесилен и неуловим? – сухо спросил Охотник. Его кулаки сжались машинально, сами собой. Ярослав даже не заметил этого.
Вместо ответа Щербатов зло сжал челюсти, смерил Охотника долгим, задумчивым взглядом и со злостью раздавил папиросу в пепельнице-гильзе.
– Извини. Мне пора, – майор встал из-за стола, протянул руку. И только потом, когда Ярослав стиснул ее, сказал вполголоса:
– Ищем мы его, Слава. С ног уже сбились. Но этот хитрый лис, почуяв опасность, сразу же забился в нору. И оттуда его так просто не вытащить. Остается только ждать. Или надеяться на Его Величество Случай. К сожалению… Кстати, где ты сейчас? В смысле работы.
– Инструктор. В ОСОАВИАХИМ, – ответил Ярослав. – Выпускников школ к службе в армии готовлю.
– Что ж, тоже полезное дело, – согласился Щербатов. И вдруг неожиданно добавил: – Бодро выглядишь, капитан. Не то что в прошлый раз – скелет ходячий. Когда ты вошел, я сразу заметил, что ты раздался в плечах, да и хромаешь уже значительно меньше… Скоро бросишь свою пижонскую трость и на велосипеде будешь ездить. А?
– Скорее всего просто привык, – пожал плечами Охотник. – Я ничего не заметил…
– Ну, мое дело – сторона, – майор вовсе уж недвусмысленно взглянул на наручные часы. – Бывай, разведка. Некогда лясы точить. Меня в «Крестах» ждут…
– Всего доброго, майор…
После прокуренного, хоть топор вешай, лишенного окон тесного милицейского кабинета от свежего уличного воздуха у Ярослава на несколько секунд даже закружилась голова. А может, дело вовсе даже не в кислороде? Слова Щербатова – «хромаешь ты уже значительно меньше» – как заезженная пластинка, раз за разом звучали у Охотника в голове.
Если даже такой опытный милицейский сыщик с наметанным, словно фотографирующим глазом с двух сделанных им шагов – от порога до стула – обратил внимание на перемены во внешности и походке, значит, так оно и есть. И все не зря. Прав Сандов – они есть и они работают, эти пресловутые невидимые нити.
Глава 11
Самый маленький гном
Его звали Данила, фамилия – Найденов, но пацаны из интерната всегда обращались к нему исключительно по прозвищу – Гном. Едва появившись на базе, этот девятиклассник, круглый сирота, потерявший на войне всю родню, сразу же привлек внимание Ярослава тем, что в учебном классе буквально пожирал его глазами, как губка впитывая каждое произнесенное инструктором слово, принципиально не ведя записи, моментально запоминая сказанное, а на практических занятиях по сборке-разборке и владению оружием с прямо-таки издевательской по отношению к другим одноклассникам легкостью не только укладывался в нормативы, но, что называется, щелкал их как семечки. Но больше всего Охотника поразило поведение Гнома на физподготовке, будь то марш-бросок по лесу, полоса препятствий или занятия по основам рукопашного боя. На них маленький, худенький, тщедушный на вид конопатый паренек с совершенно детским лицом выкладывался так неистово и яростно, словно это была не тренировка по НВП, а реальные боевые действия, от исхода которых напрямую зависела его, Гнома, жизнь, а вместе с ней – жизни тех товарищей, которые в этот момент находились рядом. Он всегда старался достичь финишной зачетной черты первым, преодолевая препятствия и расстояния с почти безумным, остекленевшим взглядом, отрабатывая удары, по «груше» лупил так, что любо-дорого, а уж если дело доходило до рукопашной, бросался на превосходящего его по массе соперника как голодный волк на кусок парного мяса. После окончания первых же физзанятий Данилу, едва стоящего на ногах от усталости, долго рвало. А на следующий день, когда Гном первым из группы с заметным отрывом преодолел полосу препятствий, он успел лишь улыбнуться одержанной победе – и тут же потерял сознание. Подоспевшему Ярославу пришлось срочно прибегнуть к помощи ватки с нашатырным спиртом и парочке легких пощечин, чтобы привести мальчишку в чувства…
С тех пор как Охотник появился на базе и оценил учебную программу, предлагаемую методистами ОСОАВИАХИМ для допризывной подготовки юношей, он понял, что она нуждается в серьезной корректировке. Прежде всего потому, что для доброй половины шестнадцатилетних мальчишек, ввиду слабых физически-моральных качеств, программа была чересчур тяжелой, а для некоторых крепышей, твердо решивших связать свою жизнь с армией и стать офицерами, наоборот – слишком уж «детской». В результате долгой и подчас эмоциональной беседы со стариком Голосовым Ярославу удалось-таки добиться кардинальных изменений в плане подготовки, которые заключались в делении класса на две основные группы – «пианистов» и «пацанов» – после пяти-шести занятий, когда инструкторам становилось ясно, кто есть кто. Тех, кто был послабее и не особенно стремился овладевать военными знаниями, даже в азах, уже не муштровали и в дальнейшем использовали на строительстве, уборке помещений и прочем благоустройстве территории базы. Более шустрые пацаны продолжали осваивать курс молодого бойца по общему плану. И лишь считаные единицы – не более одного-двух человек из каждого класса – удостаивались особой чести быть принятыми в отдельную группу, где с каждым из них, как с будущим профессионалом, Ярослав и его напарник, бывший морпех из Севастополя Гриша Дубовский, вели персональные занятия по углубленной программе…
Неудивительно, что уже после третьего по счету трехдневного «заезда» детдомовцев на базу Ярослав выделил из класса настырного коротышку Гнома. После занятий по химзащите он отозвал его в сторону и, глядя сверху вниз в блестящие, полные надежды и азарта глаза конопатого шестнадцатилетнего волчонка, спросил прямо и без экивоков:
– Зачем тебе это, Данила? Только – честно.
– Я хочу стать таким же, как вы, Ярослав Михайлович, – без запинки ответил Гном.
– А точнее, – Охотник внимательно и серьезно разглядывал мальчишку, следя за каждым движением его лица.
– Я хочу стать лучшим из лучших. Я не хочу, как Пашка Лебединский, становиться рядовым офицером, одним среди сотен тысяч подобных. Меня абсолютно не интересуют ни звания, ни возможность стать генералом. Что бы там по этому поводу ни говорил одноглазый дедушка Кутузов… Я лишь хочу быть полезным своей стране, хочу знать и уметь то, что поможет мне побеждать врага и выполнять самые сложные задачи командиров.
– Значит, хочешь стать военным. Почему?
– Вся моя семья – мама, отец, старшая сестра и младший брат, которому было всего три месяца от роду, – погибла. В Минске, в самом начале войны. Я пошел в магазин за хлебом, а в это время начался налет. В дом, в котором мы жили, попала авиабомба. Ничего не осталось. Только груда кирпичей… Все дальние родственники тоже погибли, позже… Кто где. У меня нет никого… Я хочу стать настоящим специалистом, для того чтобы в будущем такое уже никогда и ни с кем у нас в стране не повторилось. А для этого мало, вооружившись до зубов, поджидать нападения врага на своей земле. Нужно давить гадину в зародыше. А значит, действовать первым, по другую сторону государственной границы! Только так!
– Жестко. Сам придумал или прочитал где-нибудь?
– А что, скажете я не прав?! – резко взвился, сверкнув разноцветными глазами, Данила. – Не прав, да?!
– Да нет, брат, – вздохнул, покачав головой Охотник. – Наоборот. Ты слишком уж прав. Не по годам и, прости, не по образованию. В школе таким серьезным предметам, как безопасность государства, не учат. Поэтому-то я и спросил насчет «прочитал». Не обижайся, Данила.
– Ничего я нигде не читал, – чуть успокоившись и вильнув взглядом в сторону, сквозь зубы процедил Гном. – Это же ежу понятно! Еще Цезарь сказал: «Самая лучшая защита – это нападение». Но только не открытое, в лоб. А тихое и незаметное. Когда ты уже там, решаешь задачу, а противник об этом ни сном ни духом.
