– Никаких сложностей не возникнет, я уверен, – четко отрапортовал охранник. – Как только вернется кто-нибудь из наших, вас обязательно возьмут на борт, герр… герр…
– Розенберг, – вкрадчиво представился Ярослав, с хитринкой сверкнув зрачками.
– Герр Розенберг, – кивнув (мол, понимаю), чуть улыбнулся блондин. – Я уверен, что долго ждать не придется. Как минимум двое из находящихся сейчас в Лас-Суэртосе хозяев катеров будут здесь не позднее чем в четыре часа.
– Не стоит торопиться, мой друг, – вздохнул Охотник. – Я просто подошел, чтобы узнать, можно ли верить этой лохматой обезьяне в мятой форме. Я слишком устал от долгого путешествия через океан и соскучился по женщинам. Поэтому сегодняшний вечер хочу посвятить отдыху, знакомству с городом и его… злачными заведениями. Где можно приятно провести не только вечер, но и ночь. А уже завтра, ближе к обеду, отправиться на рудник. Ты меня понимаешь, Kamerad? Я хочу расслабиться. Выпить шнапса. А уже потом приступать к делам.
– Так точно, герр Розенберг, – тонкие губы легионера растянулись еще шире. – Разрешите дать совет?
– Валяй, – ухмыльнулся Охотник.
– Есть здесь одно уютное местечко. Называется «Чайная роза». Там чистые девочки, в том числе африканские негритянки и белые, хорошая кухня и отдыхают только наши. Никаких латиносов. Там можно чувствовать себя совершенно спокойно. В других местах гарантии безопасности никто не даст.
– А кого я должен бояться, черт побери?! – взвился Охотник. – Полицейский сказал, народ здесь тихий. Послушный. Одно слово – стадо.
– Это не совсем так, герр Розенберг, – нахмурился блондин. – Большинству местных совсем не по душе наше присутствие в сельве и безраздельное владение алмазной добычей. Когда-то, еще до прихода испанцев, эти земли принадлежали индейцам качо. Людоедам. Большинство местных жителей – их прямые потомки… Днем в городе еще относительно безопасно, но когда стемнеет, одному, даже с оружием, лучше по Лас-Суэртосу не ходить. Уже двоих человек за полгода угрохали, обезьяны. И не просто убили, а содрали кожу, распороли живот, забрав сердце и вывалив наружу кишки, отрезали член, засунули его в рот и в таком виде подвесили на дереве, вниз головой.
– Шайзе! – со злостью прорычал Охотник, демонстративно раздувая ноздри и выражая лютое негодование. Мысленно же Ярослав широко улыбался и вообще испытывал нечто, похожее на злорадство. Так вам и надо, ублюдки. Вас бы всех до единого – за яйца и на сук. А потом порубать на куски и скормить пираньям!!!
– Тех, кто это сделал, до сих пор не нашли. И вряд ли когда-нибудь найдут. Местные наверняка знают, чьих это рук дело, но не спешат трепать языком. И лейтенант тоже знает, но молчит. Делая вид, что целиком на нашей стороне. Понятно – ему хорошо платят…
– Неужели Kameraden не могут заставить каких-то гражданских черножопых обезьян говорить?! – округлил глаза, кипя от негодования, Ярослав. – Что за бред?!
– Пробовали, – процедил охранник. – Молчат, как русские партизаны. Потому что у каждой обезьяны есть родня, жена, по три-пять и даже по семь детей. Если вдруг станет известно, что кто-то проболтался, всю его семью вырежут. Лучше уж одному сдохнуть… Я же говорю – дикари. Звери. С ними нужно всегда быть настороже, герр Розенберг. «Чайная роза» – это единственное место в Лас-Суэртосе, куда вход разрешен только арийцам. Круглосуточная охрана, из наших. И целый океан удовольствий. Те, кто уже успел попробовать всех девочек, предпочитают отдыхать в Сан-Паулу. Большой портовый город. Цивилизация…
Ага, подумал Ярослав, точь-в-точь как профессор Сомов, запечатленный стариком Клименко на снимке в компании с мулаткой Мерседес. И его похожий на белого грифа тезка по имени Леон, который минувшей ночью наслаждался прелестями Мерседес в ее квартирке недалеко от пляжа, в доме на холме…
– Ну, мне сегодня вечером вполне сойдет и «Чайная роза», – похотливо осклабился Охотник, подмигнув блондину. – Я в этой стране гость. И как только закончу дела, вернусь назад, в Швейцарию. Ты был в Цюрихе?
– Я – австриец. Из Граца. Завидую вам, герр Розенберг, – поджал губы охранник. В голосе солдата СС отчетливо сквозила тоска.
– Ничего, сынок, – «обнадежил» его Ярослав, лениво похлопав по плечу на правах старшего по званию. – Будет и на твоей улице праздник. Скоро проклятые янки уберутся восвояси, и ты вернешься в фатерланд. Возрождение четвертого рейха не за горами! Я верю – мы еще пройдем победным маршем по Красной площади и Нью-Йорку! Хайль!
– Хайль, – вновь по привычке расправив грудь, но без особого задора ответил эсэсовец. Руку вскидывать в нацистском приветствии тоже не стал. Чтобы не привлекать лишнего внимания. Мимо пристани то и дело проходили и проезжали на велосипедах, завистливо косясь на дорогие катера с флагами и двух стоящих рядом белых, смуглокожие черноволосые потомки пришлых завоевателей испанцев и каннибалов из племени качо…
Отыскать в маленьком Лас-Суэртосе дом, где среди столь экзотического окружения жил колчаковский полковник Иван Федорович Клименко оказалось сущим пустяком. Отойдя на пару кварталов от пристани, Ярослав обратился за помощью к первой же проходящей мимо женщине с ребенком, и она, мило улыбнувшись, рассказала и даже показала на пальцах, как пройти к «дону Иванко», не забыв на всякий случай сообщить чужестранцу, сколько стоит сфотографироваться, а сколько – приобрести хороший, лакированный гроб.
Глава 19
Сын царя и отечества
Нужный дом оказался выкрашенным в нежно-желтый цвет добротным кирпичным особнячком о двух этажах, с балконом, как две капли воды похожим на какой-нибудь царской постройки дом в центральной части Гатчины или родовое дворянское гнездо на тихой улочке Парижа. Только в несколько уменьшенном виде и с надписью по-испански над входом, гласящей, что здесь, на первом этаже, находится фотоателье и магазин по продаже похоронных принадлежностей. И то и другое, надо полагать, существовало в Лас-Суэртосе в единичном варианте. Двум фотографам и похоронных дел мастерам в крохотном городке просто нечего было делать. На втором этаже дома, судя по колышущимся тюлевым занавескам на распахнутых окнах и стоящей на подоконнике вазе с розами, находилась квартира, где и жил бывший колчаковский полковник со своими близкими. Что ж, вполне традиционное для Европы сочетание – внизу лавка, вверху – хозяйские апартаменты. Очень удобно…
Первоначальным планом операции предусматривалось, что, выяснив местонахождение Клименко, Ярослав, прежде чем пойти на контакт, пару-тройку дней на всякий случай понаблюдает за стариком издалека. Но сейчас, стоя на противоположной стороне дороги, в тени, за толстым стволом неизвестного дерева, и бегло, но придирчиво изучив окружающую обстановку, он понял, что задача эта, пустяковая в большом городе вроде Сан-Паулу, в местных обстоятельствах почти невыполнима. Все дома в пределах прямой видимости, за исключением двух, белых, в испанском стиле, стоящих по бокам от дома полковника, где на первых этажах находились хлебная и мясная лавка, а на вторых – квартиры владельцев, представляли собой похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы, деревянные одноэтажные строения, окруженные скромным садом и низеньким, просвечивающимся насквозь забором, с постоянно открытой калиткой. Спрятаться было совершенно негде. Не на дереве же торчать дни напролет…
Поэтому Охотник, не слишком долго колеблясь и по-прежнему слегка прихрамывая, опираясь на трость, решительно пересек почти пустынную в жаркий час сиесты улицу и вошел в помещение фотоателье. Над головой тут же заливисто тренькнул прикрученный к дверному косяку колокольчик. Почти сразу же из-за бархатной вишневой шторы вышел, вопросительно изогнув брови и приветливо глядя на клиента, среднего роста седовласый, загорелый до бронзового отлива мужчина лет шестидесяти, с аккуратно подстриженными усами и идеально выбритым породистым лицом потомственного аристократа. Это был именно Клименко, вне всякого сомнения.
– Чем могу быть полезен, синьор? – спросил полковник, с первого взгляда узнав в бледном незнакомце приезжего с севера. – Вы говорите по-испански? – на всякий случай уточнил колчаковец, уже готовый, в случае необходимости, применить все свое богатое знание иностранных языков. Но этого не понадобилось.
