театре, медленно начинала догадываться, что же такое необычное произошло с ней самой в салоне автомобиля…
Осознание, полное, окончательное, пьянящее, пришло внезапно, обрушилось подобно волне, подмявшей под себя мешавшую бегу дамбу, подобно тайфуну, играючи разрушившему на своем пути неприступную стену, подобно смерчу, легко, словно перышко, вырвавшему из окаменевшей почвы мешавший смотреть на восходящее солнце корявый неподатливый баобаб. Нахлынувшее счастье захлестнуло оторопевшую Алену с головой, проникло в застывшие на вздохе легкие, в полные соленых слез глаза, в истово бьющееся в груди сердце и закрутило, понесло, помчало с бешеной скоростью к заветному и, казалось, навсегда уже забытому ощущению, к реальности чудесного возвращения простого и обыденного, не замечаемого здоровыми людьми божественного дара – говорить!
– Ма… мамочка! – чуть слышно сорвалось с губ Алены, что вызвало новый приступ истерического хохота у корчившегося в конвульсиях на переднем сиденье Реаниматора. Но эмоции уже достигли своего апогея и стремительно покатились под откос.
Девушка, поймав в зеркале заднего вида раскрасневшееся, почему-то невероятно счастливое лицо бандита, чуть растянула губы в подобии вымученной улыбки. В следующее мгновение глаза Алены заволокло блаженной дымкой, лицо Лехи расплылось, дрогнуло, раздробилось на фрагменты и исчезло. Она провалилась в мягкую, совсем не страшную, обволакивающую и баюкающую, словно в колыбели, пустоту. А на самом деле – медленно уронила голову на сиденье и опустила подрагивающие веки с застывшими на длинных ресницах капельками-слезинками, от избытка чувств потеряв сознание.
Глава 20
– Примите мои искренние поздравления, Алена Олеговна! – перед девушкой снова появилась небритая физиономия Реаниматора, уже заметно успокоившегося. Бандит держал в руке попахивающую машинным маслом пластиковую бутылку с давно выдохшейся минеральной водой, которой он обрызгал лицо девушки. – Этот проклятый денек подарил вам сразу два дополнительных дня рождения… Сюжетец прямо для Голливуда, не находишь?
Крепкие руки Алексея осторожно помогли очнувшейся дочери Тихого принять вертикальное положение.
– Тринадцать лет молчания, и вдруг случилось чудо – заколдованная принцесса заговорила! – нарочито бодрым тоном продолжал Леха. Он сидел рядом, на заднем сиденье «БМВ» и внимательно разглядывал девушку. Но тут взгляд его несколько потускнел. – И все после того, как хитрый придворный шут вздумал отвести принцессу в королевскую камеру пыток и дал нежному созданию возможность увидеть своими глазами, как с живых людей – врагов престола – палачи срывают шкуру, – глухо закончил бригадир. – Смотри, деточка, сказал шут, вот такие они без маски – наши короли.
– Я слышала… от… врача… – Алена, потупившись и стараясь не смотреть на Реаниматора, с трепетом вслушивалась в свой собственный, незнакомый, чужой пока еще голос, делая паузы почти после каждого слова. – Чтобы… речь… вернулась… мне нужен антишок. Сильный.
– И ты его дождалась. Куда уж сильнее! – оскалился Леха, стрельнув глазами туда, где далеко за многоэтажками, на берегу озера, стояла вилла Тихого. – Помнишь, я говорил тебе о разборке между твоим отцом и нашими пацанами? Теперь ты, солнце ясное, имеешь некоторое представление, как это выглядит на практике.
– Их всех… убил… папа?! – в глазах девушки, видимо, уже начавшей соображать, что к чему, промелькнул нешуточный ужас. Знать, что твой престарелый отец возглавляет криминальную группировку, – это одно, а вот воочию увидеть результаты его «мокрой работы» – уже совсем другое.
– Нет, святой Акакий! – хмыкнул Реаниматор. – Не сам, ясный перец. Тихий на вилле трубочку курил… Пал Палыча вашего работа. А точнее – его наемников во главе с Витюшей Дольфом. Бля буду, пацанов наших с десяток, не меньше, на месте положил! Падла…
– Ужас! – голос Алены, вначале хрипловатый, нестройный, звучал уже почти естественно. – Но… почему отец… сделал это? – Ища ответа, девушка умоляюще глядела на Реаниматора. На щеке уставившегося в одну точку бандита пульсирующей жилкой подрагивал нерв.
– Спроси что-нибудь полегче! – прошипел Леха, доставая сигарету. Его бесстрастное лицо исказила дьявольская, горькая ухмылка. – И знаешь, что самое прикольное? – Бригадир испытующе посмотрел на Алену. – Малец, пахан мой, вдруг ни с того ни с сего причислил меня к мутноглазым! Типа я чуть ли не за руку со стариком, твоим папашей, здороваюсь, а до кучи стучу ему, что, где и когда! О чем, мать вашу, я могу стучать Тихому? Да все питерские авторитеты друг о друге все давно знают! Из каждой навозной кучи, из каждого «мерина» ослиные уши торчат выше столпа Александрийского! Так поди же… Лобастый предупредил: на хате меня уже наверняка целая зондеркоманда поджидает. Для толковища.
– Тогда почему ты… все-таки повез меня домой? – спросила Алена тихо и осторожно, теребя ручку своей сумочки, где лежал ненужный более электронный блокнот. – И… откуда ты узнал, что я… не разговаривала… именно тринадцать лет, если раньше никогда… не общался с отцом?
Внезапная, ошеломляющая догадка озарила ее сознание, заставила пульс участиться. Неожиданно для самой себя она взглянула на все случившееся с момента налета бандитов на коттедж в Русско-Высоцком с совсем иной точки зрения.
– Ну, извини, красивая! – щелкнув зажигалкой, с вызовом проговорил Леха. – Девочке, оказывается, мало, что ее едва не трахнули, пустив по кругу, не посадили на иглу и не превратили в порнозвезду! Она прямо-таки жаждет стать заложницей! Слушай, так еще не поздно все исправить! Заодно и от наездов лажовых сразу начисто отмоюсь! Такой шикарный козырь последней картой в грабки приплыл – единственная дочь врага, а я, кретин, ломом подпоясанный, поляну не просек! Странно, бляха, и чего это я до сих пор здесь делаю?! Может, у меня чердак с клопами?
Алена, не говоря ни слова, улучила миг, взяла руку бандита и крепко, как только могла, сжала ее в своих прохладных ладошках.
Леха осекся на полуслове. Не ожидал. Прикосновение тонких девичьих пальцев подействовало на Реаниматора столь сильно, что он, здоровый взрослый мужик, перевидевший и перепробовавший все прелести этого мира, включая сугубо женские, растерялся. Обычное прикосновение, и клокочущая в груди ярость без следа испарилась. Между ним и Аленой словно проскочил разряд электрического тока. Несколько бесконечно долгих секунд Реаниматор даже боялся пошевелиться. Алена продолжала хранить молчание. Леха попробовал что-то сказать, но ничего не вышло. Что за наваждение! Язык словно одеревенел. С усилием сглотнув несуществующую слюну, бригадир в растерянности заметался взглядом по салону.
– Ну вот что, – буркнул он, нервно кивая на вставленный в держатель на «торпеде» джипа мобильный телефон, – сейчас позвонишь отцу, обрадуешь. Подождешь пару минут где-нибудь, да хоть у метро, пока свита примчится. А мне, слышь, некогда…
Реаниматор попытался освободить руку, но слабые холодные пальчики лишь сильнее стиснули его ладонь.
– Алеша, скажи мне правду! – потребовала Алена у своего спасителя, до смешного мало похожего на книжного романтического героя, – потного, взмыленного мужика с тронутыми первой сединой опаленными русыми волосами, совсем недавно на пару с подельником хладнокровно расстрелявшего трех барыг.
– Пожалуйста! Я прошу тебя! Только – правду… – Каждой клеткой тела Реаниматор ощущал внутреннее тепло, волнами исходившее от ладоней девушки. Он понял, что настал тот самый пресловутый момент истины, когда, как ни крути, все тайное вдруг становится явным. Врать, изворачиваться, отделываясь общими фразами, бесполезно. Пора рассказать девчонке правду и навсегда покончить с выдуманной им полгода назад, в минуту тоски и щемящего одиночества, историей виртуальной любви, в которой самая что ни на есть настоящая жизнь, сука, написала свой драматический – да что там, круче некуда! – суровый финал.
Спектакль окончен. Занавес.
Только вот сердце отчего-то тоскливо защемило, и пусто стало вокруг. Будто стоял сейчас Реаниматор совершенно один над свежевырытой могилой, в которую четверо похмельных молчаливых мужиков неспешно опускали его собственный гроб.
Взглянув на дочь авторитета слегка прищуренными потухшими глазами, Леха произнес:
– А ты угадай. С трех раз… Откуда я мог узнать, что ты в трехлетнем возрасте пережила шок и потеряла речь, когда пьяный Тихий, переодевшись Дедом Морозом, напугал тебя среди ночи, а потом молчала
