тринадцать лет, несмотря на все старания врачей, экстрасенсов, бабок-знахарок и прочих шарлатанов! И все это при том, что вряд ли среди многотысячной питерской братвы найдется хоть один такой ясновидящий, не считая, разумеется, ближайшего окружения Тихого, кто вообще знает о существовании у старика спивающейся жены-балерины и шестнадцатилетней дочери, начисто лишенной свободы и вынужденной выходить из дома только в сопровождении телохранителя… Ну что, неужели до сих пор не догадалась?.. Извини, малышка, не прочитал я твоего письма, не успел примчаться к Медному всаднику с цветами! Я, знаешь ли, в это время по городу на этой самой тачке колесил – баксики, долю нашу обычную, с бизнесменов, барыг травоядных, сшибал!
Реаниматор отвернулся, готовый к тому, что Алена после этой исповеди немедленно разожмет пальцы и отпрянет от него, как от прокаженного. Поделом, если разобраться. Сочинитель хренов…
Однако секунды уходили, а ничего не менялось. Разве что обхватившие его клешню маленькие девичьи ладошки стали едва ощутимо подрагивать.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Алена сказала:
– Надо же, Лешенька, как тебя жизнь… потрепала. Плохо выглядишь… для двадцати-то лет, – и дочь Тихого широко, без малейшей тени осуждения улыбнулась, обнажив жемчужно-белые зубы. – На все сорок.
– Издеваешься? – буркнул Реаниматор. – Ну-ну… А в общем – имеешь право. Это я лжец, не ты.
– Поразительная самокритичность! – с чувством выдохнула Алена. На ее только что бледных щеках вспыхнул, заиграл почти детский румянец. – Еще чего выдумал – издеваться над ним… Ладно уж…
– О-о, неужели прощаешь супостата этакого? – саркастически усмехнулся Леха.
– А что с тобой еще… делать, – примирительно вздохнула Алена. – Выдумщик.
Последнее слово было произнесено с такой теплотой, почти нежностью, что Реаниматор понял – она говорит искренне. Зубоскалить более не имеет смысла.
– Стало быть, не жалеешь? – спросил Леха с улыбкой, имея в виду, конечно, адресованное ему заочное признание девушки в любви.
В глазах бандита Алена не без удовольствия заметила просительное выражение, более чем необычное для взрослого мужика, тем более – его рода занятий и внешнего облика.
– Нет, нисколечко, – ответила без раздумий дочь авторитета. – Все было так замечательно и… красиво! В жизни наверняка это происходит гораздо банальнее, – предположила она, заметно смутившись, что выдала отсутствие своего личного, не приобретенного по причине нежного возраста амурного опыта. Пытаясь хоть как-то скрыть это смущение, Алена не удержалась от укола:
– Слушай, а может, ты выбрал не ту профессию? У тебя талант. Писать романы куда безопаснее…
– Попридержи язычок, девочка! Не с фраером базаришь! – Леха рывком освободил свою руку из теплых ладошек. – Прикололись, обсудили и забыли!
– Значит, ты… прикололся? – Лицо девушки вдруг разительно переменилось. Потемнело. Буквально испепелив Реаниматора ненавидящим взглядом, Алена резко повернулась и распахнула дверь джипа, намереваясь выпрыгнуть из машины. В самый последний момент Лехе удалось схватить ее за рукав и, стиснув зубы от полыхнувшей в раненом плече боли, силой удержать на месте.
Только бабьей истерики ему сейчас не хватало. Бог ты мой, какие страсти… Он забыл, что имеет дело с юным, наивным созданием, для которого их виртуальный роман – первая проверка чувств, первый опыт уже переросшего обычную дружбу общения с представителем противоположного пола. Доказывай теперь, что ты не верблюд. Если получится. Угораздило, твою мать!..
– Сидеть! – жестко приказал Реаниматор, рывком втаскивая едва не выпрыгнувшую на асфальт девчонку обратно в салон. Треснула, не выдержав такого варварского обращения, ткань французского брючного костюма.
– Сидеть, я сказал! И без истерик!
– Да пошел ты! – взвизгнула Алена. – Подумаешь, герой-любовник нашелся! Ты на себя в зеркало посмотри! Двадцать лет ему, как же!.. А я-то, дура, поверила…
Девушка закрыла лицо ладонями. Легко, как пушинку, развернув Алену к себе, Леха заметил между ее подрагивавшими тонкими пальцами влажные дорожки от слез.
Час от часу не легче. Вместо того чтобы решать сложный вопрос, как ему выжить в невесть по какой причине запущенной стариком Тихим бандитской мясорубке, которая уже наворотила десяток окровавленных обгоревших трупов, и доказать свою лояльность мальцевской братве, он, бригадир, должен успокаивать дочку авторитета – взбалмошную красивую девчонку, кроме всех прочих злоключений пережившую сегодня первый в жизни пустяковый облом на поприще общения полов! Дурдом, в натуре…
Реаниматор разжал пальцы, освобождая ее рукав. Выдержал паузу, давая эмоциям схлынуть. Тщетно. Алена по-прежнему плакала навзрыд. Пора было заканчивать спектакль, времени в обрез.
– Слушай, давай поговорим спокойно, – предложил Леха. – Как взрослые люди… Я тебя что, совратил? Трахнул?! Что за предъявы вообще могут быть, в натуре?! – Привыкший к несколько иному обращению с женщинами Леха был сейчас готов буквально провалиться на месте. Душещипательная разборка между ним и Аленой – несмотря на внешние данные и дорогой прикид, в сущности, еще совсем ребенком – выглядела совершенно нереальной, фрагментом одной из многочисленных мыльных опер. – Я знаю, что тебе пришлось пережить. Только это не отмазка! Головой надо думать, а не… сопли распускать! Вместо того чтобы сказать спасибо за то, что жива-здорова, она мне тут понты дешевые задвигает: ах, какой он подлый обманщик! Выдумал сдуру компьютерную сказку! И ему, оказывается, на самом деле не двадцать, а тридцать пять! Ну и что дальше? На коленки перед тобой упасть, принцесса на горошине? Тьфу ты, бляха, даже базарить о таком дерьме западло!
Реаниматор нервно вытащил сигарету, закурил.
Кажется, подействовало. Оторвав ладони от пылающих щек, Алена торопливо размазала слезы по правильному кукольному личику, мельком взглянула на бригадира, которому она действительно, без всякого преувеличения, была обязана своей жизнью, и прошептала:
– Извини… те. Просто… я очень устала…
– Так-то гораздо лучше, – скривив губы, не вынимая изо рта сигарету, буркнул Леха. Посмотрев на мобильный телефон в держателе, он только сейчас заметил потухший экран дисплея. Выругавшись вполголоса, пересел с заднего сиденья на водительское, извлек из бардачка шнур и подключил питание от автомобильного прикуривателя. На сразу вспыхнувшем зеленым светом экране мобильника появились четкие символы. Пробежав пальцами по кнопкам, Реаниматор обнаружил записанный в память телефона, несмотря на севшую батарею, незнакомый номер, с которого кто-то совсем недавно пытался ему дозвониться. Очень интересно.
– Тихому звонить? – пыхнув дымом, деловито спросил Реаниматор. – Или прямо здесь выйдешь?
– Как хочешь, – тихо ответила, не поднимая глаз, девушка. – Мне все равно.
– Мне тоже, – огрызнулся Леха. – Только после бойни у виллы лучше тебе лишний раз там одной не светиться. В лесополосе уже кишмя кишат менты, и не только… Кстати, тебе этот телефончик ни о чем не говорит? – он, словно между прочим, продемонстрировал Алене дисплей с незнакомой комбинацией.
– Это Пал Палыч, – сразу узнала номер Алена.
– Уверена? – нахмурился Реаниматор. Звонок от начальника гвардии старика, Бульдога, как ни странно, не слишком удивил его. Когда пошла такая крутая раздача, от вражеской стороны ожидать можно любых сюрпризов. Впрочем, применительно к его нынешней ситуации и от своих – тоже…
– Я ни разу в жизни еще не пользовалась телефоном, – запинаясь, объяснила Алена. – Но… на всякий случай… Отец настоял, чтобы я запомнила прямой номер его и Пал Палыча.
Реаниматор включил набор прямо с памяти и стал ждать соединения. Ему, как и большинству бригадиров, более– менее осведомленному о том, кто есть кто в криминальном мире слякотного Питера, еще никогда не приходилось общаться с бывшим ментом Клычковым. Поэтому и голос, ворвавшийся в радиоволну после двух длинных гудков, был Лехе незнаком.
– Алло.
– Ты, что ли, Бульдог? – коротко осведомился Реаниматор.
– Для кого Бульдог, а для кого Пал Палыч, – жестко отрезал начальник гвардии Тихого.
– Мне плевать. Ты, говорят, звонил. Не так давно. Семь раз подряд, – Леха посчитал, что этого
